– О господи! Нет! – крикнула она. – Должен быть другой путь…
– Это единственный способ спасти Меган, – ответила доктор Лукас.
Я приехал в больницу к шести. Подумал, что позвоню Меган попозже, когда она проснется. В десять утра, набирая ее номер с телефона на сестринском посту, я вдруг увидел на столе папку с ее именем. Пробежав глазами последние записи, я кинулся к Рори. Он уже застегивал куртку, собираясь уходить домой. Недослушав объяснений ординатора, я бросился вверх по лестнице.
– Я снова здесь, – приветствовала меня Меган. – В моей любимой больнице. Как на курорте.
Джим и Аллисон, сидевшие у ее постели, постарели за последний день лет на десять, не меньше.
Я взглянул на медицинскую карту, висевшую на спинке кровати, и мое сердце забилось быстрее, когда я прочел написанное рукой доктора Лукас: «Состояние стабильное, желтуха прогрессирует; биопсия показывает скоротечный гепатит». В тишине я слышал свое дыхание. Резко выраженный гепатит. Меган поманила меня присесть на кровать.
– Доктор Лукас говорит, что есть вероятность найти живого донора.
Я кивнул. Печень способна восстанавливаться, достаточно пересадить Меган лишь часть этого органа. Надежды Аллисон и Джима вскоре развеялись: выяснилось, что ни один из них не может быть донором, как и никто из родственников. Я тоже сдал анализы… даже доктор Гёрц надеялся стать донором для Меган. Ни один из нас не подошел.
– Вы, доктора, всегда такие серьезные, – сказала Меган, пытаясь меня утешить. Она крепко взяла меня за руку. – Не забывай, наступает Рождество – время чудес. – Я посмотрел Меган в глаза. – На Рождество случаются настоящие чудеса.
У меня к горлу подкатил ком. Не все так просто. Сколько раз я молил о чуде? Просил Господа вылечить маму? Чудеса случаются, я знаю… Но иногда небеса молчат.
Глава восьмая
Надежда, как и вера, ничего не стоит, если в ней нет мужества; она ничто и тогда, когда в ней нет нелепости.
Доктор Гёрц вкатил в палату Меган кресло-каталку.
– Карета подана, – воскликнул он.
– Я дойду сама.
Врач повелительно указал на кресло.
– Таков закон. Садись.
– Меня повезете вы? Поручили бы подчиненным.
– Я никому не доверю прокатить на коляске мою любимую пациентку, – ласково ответил доктор Гёрц.
Он провез Меган по длинному коридору до лифта и, спустившись на первый этаж, выкатил коляску на улицу, прямо к машине, которую Джим остановил у дверей. Врач помог Меган встать, придерживая за руку, чтобы она не поскользнулась на припорошенном снегом тротуаре.
– Я не упаду, доктор Гёрц, – заверила Меган.
– Конечно, – ответил он. – Это меня ноги не держат.
Доктор Гёрц с улыбкой усадил ее в машину, а потом наклонился и поцеловал в лоб. Прежде он никогда так не прощался с пациентами. Врач закрыл дверь, и Меган с улыбкой помахала ему. Чувствуя, как давит подкативший к горлу ком, доктор Гёрц опустил голову, пряча глаза, и покатил кресло в больницу.
Я бродил как во сне, выполняя просьбы, обходя пациентов, проводя осмотры и заполняя бумаги. Меня неотступно преследовала одна мысль – я проснусь и выяснится, что произошла чудовищная ошибка и Меган здорова. Не помню, сколько раз я говорил себе то же самое, когда болела мама. Надо было смириться с тем, что Меган действительно больна и скоро, если не поспешить с операцией, ей станет еще хуже. Собираясь домой, я попытался открыть мой шкафчик в раздевалке. Дверь заклинило. Я дернул ручку, но замок не поддавался. Разозлившись, я дергал и дергал неподатливую ручку, а потом прислонился лбом к прохладной металлической дверце. Неужели опять… Дверь не поддавалась. Я в ярости сжал кулаки и замолотил по шкафчику. Почему я встретил Меган? Как мне пережить это еще раз? Я не хочу видеть, как женщина, которую я люблю, слабеет день ото дня и умирает.
В одном из маминых писем были такие строки:
«Натан, жизнь никогда не была и не будет справедливой. Ты потеряешь не только меня, уйдут и другие. Ты будешь стоять у их смертного ложа или у могилы, и тебе придется делать выбор: найти опору в Боге или отвергнуть его. Это твой выбор, Натан. Бог не решит за тебя».
Я закрыл глаза. Мама никогда не отвергала Бога. Даже умирая, она шла через боль и страдания с именем Господа на устах. Я не знал, хватит ли у меня мужества поступить так же.
Бывают дни, когда я помню каждую мелочь из того, что мы с Меган делали в те три недели, а иногда не могу вспомнить ничего. Она выключала свет в гостиной, оставляя гореть лишь гирлянды на елке, и мы сидели в темноте, часами разговаривая обо всем на свете, или просто смотрели на украшенное дерево и молчали. Иногда мы ездили в парк и гуляли вокруг озера. Меган нетерпеливо оглядывалась в поисках бегуньи в неоновой бейсболке, однако мы ее так и не встретили.
– Мы слишком рано… или слишком поздно, – говорила Меган. – Вот бы увидеть ее еще разок.
Времени, отпущенного Меган, оставалось все меньше.
Однажды мы прогуливались вокруг озера медленнее обычного. Я держал Меган за руку, чтобы она не поскользнулась. Под большим старым дубом Меган остановилась и оглядела покрытое льдом озеро. Она очень любила это место. В тот день Меган смотрела вокруг, будто в первый раз. Мы молча провожали взглядами бегунов у озера, и я знал, что Меган отдала бы что угодно, лишь бы пробежать с ними рядом.
В самом последнем письме мама напутствовала меня так:
«Дорогой Натан!
Как быстро ты вырос… Иногда мне кажется, что ты появился на свет только вчера. Каждый день, пока ты рос, я напоминала себе, что наша жизнь лишь туман. Мы здесь ненадолго, и улетим, оставив в память о себе лишь частички воспоминаний в тех, кому мы дороги. Скоро ты вырастешь, станешь взрослым, как твой отец, и я всей душой надеюсь, что ты не позволишь жизни пролететь мимо. И на каждом крутом вираже и при каждом падении ты не закроешь глаза. Ведь жизнь так коротка… И не стоит зажмуриваться даже на мгновение».
Я не зажмуривался. Я впитывал каждую минуту.
Меган проснулась, услышав, как мать гремит чем-то на кухне.
Прокравшись на цыпочках через гостиную, она осторожно заглянула за угол. Аллисон, стараясь не шуметь, открывала и закрывала ящики, доставала миски и сковородки.
– Мама, что ты делаешь? – спросила Меган, заставив Аллисон подскочить от неожиданности.
– Не пугай меня, Мег! Я уже стара для таких шуток. Я тебя разбудила?
– Нет. Что ты готовишь?
– Помадку с арахисовым маслом.
Люк обожал помадку с арахисовым маслом. Аллисон готовила ее каждое Рождество, вместе с финиковыми шариками для Джима, песочным печеньем для Оливии и ее одноклассников и домашними карамельками для Меган.
