Когда служба окончилась, мы с Уильямом направились к выходу. Открывая дверь, я услышал, как воет ветер. Кто-то взял меня за руку – это была Оливия.
– На улице очень холодно, Оливия, – сказал я. – Может, тебе посидеть внутри?
– Мама говорит, что Чарли здесь нет. Он уже на небесах.
– Правильно, так и есть.
Ветер растрепал ее кудри, и девочка зажмурилась. Я набросил ей на голову капюшон.
– А правда, что Бог забрал Чарли на небеса, чтобы Меган осталась жить?
Я присел на ступеньку и посмотрел Оливии в лицо.
– Нет, – ответил я, вспоминая мамины слова. – Бог не забрал Чарли. Он его принял. Чувствуешь разницу? – Девочка вглядывалась в меня, пытаясь понять. – Чарли забрала у нас жизнь.
– Почему?
– Потому что он – человек.
После похорон я поехал в отцовский дом, но никого там не застал. На бабушкиной кровати лежали альбомы с фотографиями и открытая коробка с письмами маме. Наверное, бабушка разбирала шкаф и отвлеклась. Присев на кровать, я просмотрел старые альбомы. В одном из них был отчетливо заметен переход – в первой половине на всех фотографиях счастливая семья, с мамой, а вторую, без мамы, пришлось заполнять три года. Под руку попалось письмо – его написал я еще подростком:
«Дорогая мама!
Я часто думаю, как обращались с тобой в больнице врачи? Заботились ли они о тебе? Может, тебе было страшно? Или доктора держали тебя за руку и ты ничего не боялась? Как бы мне хотелось узнать, о чем они с тобой разговаривали. Интересно, они знали, какая ты замечательная мама и как ты умеешь рассмешить папу? Было ли врачам грустно, когда ты умерла, или они об этом даже не узнали? Я хочу верить, что они поняли, как нам всем будет тебя недоставать.
Я скучаю по тебе каждый день.
Люблю тебя.
Натан».
Сквозь подступившие слезы я перечитал письмо. В этих строках я давным-давно признался, ради чего мечтал стать врачом: не для того чтобы спасать больных, я лишь хотел заботиться о каждом пациенте до самого конца. Мама научила меня состраданию – боль жизни без нее помогает мне заботиться о других. Это не слабость, как я думал. Это мой дар. И Меган его почувствовала.
Глава тринадцатая
Силу, смелость и уверенность приобретают только тогда, когда смотрят страху прямо в глаза. Делайте то, чего, казалось бы, сделать не можете.
Элеонора Рузвельт
Прижимая одной рукой к груди внука, Роберт Лейтон заглянул в записную книжку и набрал телефонный номер.
– Привет, Аллен, – сказал он, покачивая малыша Эвана. – Ты еще не растерял рождественскую щедрость?
Повесив трубку, Роберт что-то записал в блокнот и набрал следующий номер.
– Ларри? Привет, это Роберт. У меня к тебе дело.
Поговорив с несколькими знакомыми, Роберт отправился на кухню и приготовил Эвану бутылочку молочной смеси.
– Давай его мне, папа, – сказала Ханна, старшая дочь Роберта и мать малыша, однако Роберт покачал головой.
– И не подумаю. Мы с Эваном лучшие друзья. – Роберт дал малышу бутылочку. – Ты же друг дедушке, правда? – шепнул он. – Пошли, за работу! – И они вернулись в кабинет.
– Что ты там делаешь, папа? – спросила Ханна.
– Никаких комментариев. Совершенно секретно, – ответил Роберт, прижимая к уху телефонную трубку.
– Грей! Привет, это Роберт Лейтон, – закричал он. – Роберт Лейтон! Ты меня слышишь? Вот и хорошо. Есть минутка? Мне нужна твоя помощь.
Кейт услышала голос Роберта и заглянула в кабинет. Заметив жену, он взмахом руки попросил ее закрыть дверь.
Роберт повесил трубку, записал что-то в блокнот и улыбнулся. Вскоре он снова взялся за телефон.
Я принял душ и потянулся к часам, которые оставил на полке. Мамин подарок. Помедлив, я взглянул на циферблат. Часы отстали на десять минут. Я не стал щелкать по стеклышку, а перевернул часы и прочел надпись: «С огромной любовью. От мамы». Погладив надпись, я вынул из рюкзака лист бумаги и написал:
«Дорогая мама!
Пришло время расстаться с часами, которые ты мне подарила. Не думай, что я не люблю тебя. Просто пора двигаться вперед.
С огромной любовью,
Натан».
Я положил письмо и часы рядом с фотографией мамы на комоде и взял другие – подарок Меган. Потом застегнул на запястье ремешок и вышел из квартиры. Практика в больнице закончилась, и я направился к знакомому кабинету в кардиологии.
Спустя несколько минут пришел доктор Гёрц с чашкой кофе в руке.
– Прошу, – сказал он, отпирая дверь.
Выглядел доктор Гёрц неважно – неделя выдалась тяжелая. Приняв приглашение, я сел и расстегнул куртку. Заведующий, наверное, удивился моему визиту.
– Скажите, пациенты понимают, что скоро умрут?
– Некоторые – да.
– А он знал?
– Скорее всего. Потому-то и жил так, как жил.
– К этому можно привыкнуть?
Доктор Гёрц откинулся на спинку стула и вздохнул, глядя в потолок.
– Нет. – Он посмотрел на меня. – Только смириться. Иногда это очень трудно.
– Я хочу еще раз пройти практику в вашем отделении. – Эти простые слова дались мне с трудом, хоть я и отрепетировал их еще дома.
Доктор Гёрц помешал кофе и внимательно посмотрел на меня.
– Зачем?
Похоже, получить его согласие будет гораздо сложнее, чем я надеялся.
– Мне недавно сказали, что успеха можно добиться, только если бежать рядом с тем, кто лучше тебя. – Заведующий улыбнулся. Быть может, узнал слова Меган. – Если я хочу стать хорошим врачом, мне нужно работать с лучшими.
Он отхлебнул кофе.
– Неплохой совет.
– А еще мне говорили, что нельзя отводить взгляд от цели… иначе никогда не доберешься до конца.
Доктор проглотил ком в горле и посмотрел мне прямо в глаза.
– Будет непросто.
– Я знаю.
– Почему вы решили, что выдержите на этот раз?
– Я не могу просто взять и уйти. Иначе давно ушел бы… И всю жизнь сожалел о сделанном.
Доктор Гёрц все так же сверлил меня взглядом. Он мне поверил.
– И еще… хочу ответить на ваш вопрос… медицина для меня – призвание.
Он кивнул, и уголки его губ едва заметно приподнялись.
– Мистер Эндрюс, я очень требователен к своим студентам. Если вы опаздываете, значит…
Я поднял руку, прерывая доктора.
– Этого больше не повторится. У меня новые часы.