Таким образом, следующие три года я провела в уединении. Я не выходила из комнаты никогда — ни вечером, ни на выходных, ни на каникулах. Да, вы не ослышались: даже на каникулах я сидела в четырех стенах. Родители считали, что не могут себе позволить автобусный билет для меня. А раз так, то и я не утруждалась экономией, чтобы купить билет на скопленные деньги. Ни одна девочка под страхом смерти не согласилась бы гулять со мной, а уж тем более приглашать меня в гости. Следовательно, пока большинство семей занимались расчленением трупа индюшки в День Благодарения, я торчала у себя в комнате. В гордом одиночестве. В течение всех этих бесконечных часов я, преимущественно, училась, ела и — порою — резала себе руки.
Резать себя я начала еще на первом году обучения — то ли из-за обилия издевок, то ли потому, что не хотела, чтобы Алиса видела мои слезы. А боль и ярость, которые меня обуревали, должны были все же находить какой-то выход. Впервые это случилось, когда я застала Алису за чтением моего дневника. Более того, она попутно высмеивала прочитанное перед какой-то подружкой. В этом дневнике я записывала свои фантазии насчет будущей жизни, насчет моего воображаемого «суженого» и всего прочего, что меня окружало. Я даже составляла списки вроде такого:
Чего я хочу добиться в жизни:
Прыгнуть с парашютом
Стать хорошей матерью
Заняться благотворительностью
Открыть журнал
Побывать на всех семи континентах
Влюбиться
Найти настоящего друга
Научиться нравиться людям
Не без гордости сообщаю, что могу вычеркнуть пункты № 4, № 6, № 7 и № 1 (последнее было совершено ради статьи в «Джилл»). Я до сих пор помню тот список, равно как и смех Алисы, поглощенной глумлением над ним. Помню все эмоции, испытанные в тот момент; я будто бы вновь пережила весь тот ужас отверженности, в который меня окунула школа Хиллэндер.
Алиса была до того увлечена, что даже не заметила моего прихода. Прежде чем она обратила на меня внимание, я бесшумно прокралась в ванную и заперлась там на замок. Охваченная яростью и невыносимой тоской, я сидела и ждала, пока польются слезы. Но слез все не было.
Тут я заметила острый кусок металла, торчащий из сломанной коробки с туалетной бумагой. Покрутив его туда-сюда, я наконец оторвала этот обломок. Провела по коже, чуть надрезав указательный палец, и внимательно проследила, как кровь стекает по руке. Удивительно, но мне это понравилось. Это можно было сравнить с катарсисом. Сущее облегчение.
Я понимаю, как жалко это звучит. Но в то время это был единственный способ отвлечься от боли, знакомой каждому изгою. По меньшей мере четыре раза в неделю я пряталась в ванной и резала себя — теперь уже при помощи швейцарского ножика вместо металлического обломка. Кровь из меня, понятное дело, не хлестала — нет, я стала настоящим экспертом в вопросе добровольного членовредительства. Я научилась правильно касаться кожи лезвием. Так, чтоб было больно. Так, чтобы забыть о подлинной боли.
Я была достаточно умна и понимала, как это глупо. А потому изо всех сил старалась прибегать к этому методу как можно реже, взамен утешаясь музыкой — и журналами.
Когда посетителей в библиотеке было мало, я нередко погружалась в чтение глянцевой прессы и мысленно ее высмеивала. Листая журналы, я всматривалась в каждое безупречно гладкое лицо, каждую тонюсенькую фигурку, каждую ослепительно-белую улыбку — и меня переполняло отвращение. Во-первых, потому, что меня и впрямь тошнило от этих модельных стандартов, словно бы не подлежащих обсуждению. А во-вторых, потому что мне эти стандарты были небезразличны.
Я злилась, глядя на их безукоризненную одежду. Идеально наложенный макияж. Глядя на их «парней мечты», двойников куклы Кен, как на подбор. Я проходила все эти нелепые тесты, смеялась над слащавыми статейками о знаменитостях и отмечала каждую глупость, которую советовали «эксперты».
И вот, однажды ночью, сходя с ума от скуки, я решила описать все, что я ненавижу в этих журналах, и все, о чем было бы интересно прочесть мне самой. К примеру:
Сегодня поступил в продажу последний номер «Севентин». Зачем, зачем же я вынуждаю себя читать эти глупые и зловредные статейки? Почему эти кретины без умолку рассказывают людям, как стать лучше? А что, если появится журнал, читая который, девушки не будут чувствовать себя неполноценными? В этом журнале можно писать о по-настоящему важных вещах — скажем, о том, как жить с человеком, которого ты ненавидишь.
Зная, что Алиса является постоянной читательницей моего дневника, как бы хитро я его ни прятала, я стала писать о ней без экивоков, стараясь затронуть темы, которые приведут ее в бешенство.
Девочки бывают такими лицемерками. Сегодня в туалете я услышала, как лучшая подруга Алисы, Трейси Фишер, разговаривает с Александрой Хант. Трейси говорила: «Поверить не могу, как Уолт может встречаться с Алисой. Они ведь совершенно друг другу не подходят. К тому же в последнее время Алиса явно располнела». Ну, даже если это правда — Алиса таки набрала пару фунтов, — настоящая подруга не должна так говорить, верно ведь? Думаю, мне даже повезло, что у меня здесь нет друзей…
Я злорадно хихикала у себя в комнате, когда через несколько дней Алиса в пух и прах разругалась с Трейси и они вообще перестали разговаривать. А уж как я была довольна, видя, что с того самого дня Алиса стала постоянно осматривать свою фигуру и чуть что лезть на весы.
Тогда я и поняла, какая она в общем-то дура. Она так и не догадалась, что мне известно о том, что она читает мой дневник. Не догадалась даже после того, как я начала в открытую обращаться к ней с его страниц.
Помню, как однажды я написала:
Запомни мое имя, Алиса Форд, потому что когда-нибудь, когда ты уже будешь тихо чахнуть в загородном клубе, будучи лишь неброским дополнением к скучному мужу, ты прочтешь обо мне и удивишься, как девочка, которую ты заклеймила неудачницей, смогла вдруг взобраться на самую вершину.
Интересно, помнит ли она тот абзац так явственно, как помню его я.
3
Выпуск '83 — Джилл Уайт получает стипендию на покрытие всех расходов по обучению в Беннингтоне. — «Вестник выпускников Хиллэндера», сентябрь 1983 г.
Если и было что-то хорошее в моем положении изгоя, так это средний балл 4.0, который гарантировал мне полную стипендию на высшее образование. Но на сей раз я подошла к выбору учреждения более ответственно: проводя исследование, я хотела убедиться, что культура в моем следующем кампусе будет максимально отличаться от Хиллэндера. Хотя после выпускного первым моим порывом было удрать из Новой Англии быстрее, чем вы произнесете «summa cum laude»
[19], я с первого взгляда влюбилась в колледж Беннингтон в Вермонте.
