— Что случилось? — спросила я, отбросив пальто.
Ее ответ представлял собой истерическую смесь рыданий и жалобного воя. Я не смогла разобрать ни единого слова.
Я присела рядом с нею и крепко ее обняла.
— Что такое, солнышко? — Сара всегда отличалась невероятным самообладанием, поэтому я сразу поняла, что дело плохо.
Ей понадобилась целая минута, чтобы взять себя в руки и огорошить меня следующим известием:
— Я беременна, — выпалила она.
— Черт. — Ничего лучше мне в голову не пришло. — А Тасо знает?
Она покачала головой.
— Я не знаю, что мне делать, — опять взвыла она.
Я обняла ее и принялась успокаивать. В кои-то веки в роли опекунши выступила я, и мне, признаться, было приятно заботиться о ком-то.
— Не волнуйся, мы что-нибудь придумаем, — увещевала ее я, хотя понятия не имела, как быть. Да что там «как быть» — я даже не знала, что ей сказать. — Давай прогуляемся, — предложила я наконец. — Свежий воздух поможет нам собраться с мыслями. К тому же скоро, наверное, уже вернутся ребята.
— Хорошо, — сказала она и потащилась за мною на улицу.
Мы прогуляли два часа. За это время Сара перестала плакать, а я успела задать массу неприятных, но неизбежных вопросов вроде: хочет ли она оставить ребенка?
— Если честно, — ответила она, и в глазах ее опять угрожающе заблестели слезы, — нет. Я еще не готова стать матерью.
— Ну, значит, мы это уладим, — уверила ее я. — Я думаю, это правильный выбор.
В понедельник я позвонила ее гинекологу, узнала номер хорошей клиники и назначила прием на следующую неделю.
На работе я отпросилась. Мы вместе выпили кофе в забегаловке возле клиники, после чего наконец зашли внутрь и уселись в бесцветной, пропахшей антисептиками приемной, где и провели, по ощущениям, целую вечность. Сара не произнесла ни слова, пока я заливалась соловьем и все пыталась вызвать у нее улыбку. Ничего не помогало.
Наконец сестра назвала ее фамилию. Я сжала руку Сары на прощание — и она скрылась в кабинете. К моему удивлению, вышла она всего через полчаса. Что было еще удивительнее, шла она сама, без посторонней помощи. Она выглядела печальной и изнуренной, но все же определенно испытывала облегчение.
Я обняла ее и сказала:
— Все позади.
— Тасо не должен об этом узнать, — тихо вымолвила она, и слезы вновь потекли по ее щекам.
— Не узнает, — пообещала я.
Это навсегда осталось между нами.
— Ты очень хорошая подруга, Джилл, — сказала она.
И через несколько дней тоски и терзаний Сара, похоже, опять вернулась в форму. Я гордилась тем, как мы вместе с нею преодолели это.
В те печальные дни я беспрестанно выискивала в жизни Сары те замечательные моменты, которые могли ее утешить — к примеру, какой хороший парень Тасо и как здорово она справляется со своими обязанностями на работе. Однако в ходе этой кампании по воодушевлению я, увы, обнаружила некоторые весьма неприглядные вещи в собственной жизни. Парня у меня не было с тех самых пор, как мы расстались с Джо. Но что по-настоящему травило мне душу — так это работа в журнале «Доллар». Проработав там больше года, я поняла, что хватит уже ныть и пора искать себе новое пристанище.
И вот, каждое воскресенье я покупала свежий выпуск «Виллидж Войс» и «Нью-Йорк Таймс», отправлялась в свою излюбленную кофейню «Реджио» возле университета Нью-Йорка и дотошно изучала объявления по найму.
Рынок труда был в самом деле жесток. Сколько же раз я уходила из «Реджио» с полным желудком молочной пены, затуманенными кофеином мозгами и без единой надежды, пока на глаза мне не попалось объявление в «Войс»:
Требуется предвзятый иконоборец с развитым чувством стиля и достаточным запасом энергии на должность редактора в новом журнале для подростков. Опыт работы приветствуется. Людей, которым понадобилось заглянуть в словарь, чтобы узнать значение слова «иконоборец», просим не беспокоиться.
Это мне подходило. Я знала значение слова «иконоборец», опыт работы, какой-никакой, у меня имелся, пусть он и заключался в ксерокопировании и смирении с ублюдками в деловых костюмах. Поэтому я откликнулась, а через неделю мне уже назначила собеседование Кристин Клосон, британка, приехавшая в США для основания американской версии «Чики» — журнала, ориентированного на девочек-подростков.
Все дни перед интервью я усердно готовилась. Приготовления, впрочем, состояли не в поисках интригующих деталей биографии или шлифовке моей речи, а в подборе одежды. Стоит ли мне одеться консервативно, чтобы выглядеть старше и, соответственно, более опытной? Или же лучше будет прикинуться завзятой модницей и вырядиться так, как в моем представлении выглядят журналистки «Вог»? Судя по интонации, сквозившей в объявлении, мне следовало выглядеть чудачкой. Но что носят иконоборцы?
Я потратила слишком много времени, составляя ансамбли и вытягивая из Жерара клещами его мнения насчет них. Ни один из нарядов ему категорически не понравился.
— Почему бы тебе меня не одеть, в таком случае?! — заорала я однажды вечером накануне собеседования.
— А почему бы тебе просто не быть собой? — ответил он со смехом. — Вместо всех этих карикатур: редакторша, стерва из целевого фонда, городская сумасшедшая. Почему ты не можешь просто нарядиться Джилл Уайт?
В его словах была доля истины. Да и что мне уже оставалось?
— Хорошо, хорошо, — сдалась я. — Последний вопрос: оставить кольцо в носу или вытащить? — Я всегда снимала его в офисе «Доллара».
— А как поступила бы Джилл Уайт? — был его ответ.
— Оставила бы, — ответила я.
На следующий день я отправилась на собеседование с кольцом в носу, слегка растрепанными (но все-таки не на манер Сида Вишеза
[24]) волосами, в клетчатой юбке, «мартенсах» и черной водолазке рубчиками. Уже сидя в офисе в ожидании мисс Клосон, я вдруг поняла, что за всеми этими тревогами из-за одежды я вообще не удосужилась подготовиться к самому собеседованию.
Когда до назначенного времени остались считанные минуты, я отчаянно запаниковала. Сколько слов в минуту я печатаю? Знаю ли я все необходимые знаки редакторской правки? Почему именно я должна занять предложенную должность? Да и вообще: какими я представляю себе свои обязанности?
К тому моменту, когда высокая женщина высунулась из кабинета и позвала меня с отчетливым британским акцентом, я уже совсем сникла. Однако ее доброжелательная улыбка и потертые джинсы мигом помогли мне почувствовать себя комфортно.
— Меня зовут Крис, — представилась она, энергично пожимая мне руку. Она провела меня к себе в кабинет. — Присаживайтесь, — сказала она, указывая на удобный, явно купленный на какой-то распродаже стул. Мне она понравилась тотчас.
