Припав к лицу спящей дочери, ткач пытался спрятать повлажневшие глаза.
— А какой мальчик был! Сильный, стройный, красивый, добрый, — весь в мать… Сам ведь и придумал к Снейсу пойти. Определили его в трепальщики. Работа, может, и не трудная с виду, а не по детским силам. Сам заболел… Умерла жена. Похороны — снова долг Снейсу. Он, спасибо ему, не отказал и на тот раз… Добрый паук! Чтобы сократить расходы, — а ведь жизнь все дороже и дороже становилась, — перебрались вот сюда. Снейс — дай бог ему и в царстве небесном таких же работников, каких я ему обучил за эти годы, — все будто лаской, все добром. Ни патара до сих пор не берет за эту яму. Живи, мол, Лиар, пользуйся моей милостью да сторожи заодно мои склады от воров. А сын между тем…
Голос ткача прервался.
— А сын… целый день до заката… больной… среди пыли… незаметных глазу этаких ворсинок… А ночью — здесь, в темноте, холоде… Стал кашлять. Потом и кровью харкать… Взял его с работы. Снейс молчит, но вижу — недоволен. Стал списывать с получек больше чем следовало бы. Я — к нему. Мол, платить лекарю нужно. Не глядя швырнул две монеты, как нищему. Верите ли, чуть не ударил его! Видит бог, едва сдержался. А потом схоронил сына… И вот с дочкой беда стряслась. Сами видите, что осталось от Николя, славного когда-то брюссельского ткача.
Иоганн молчал. Впервые перед ним прошла чужая жизнь, с которой, как осенью с дерева, слетал один лист за другим, оставляя голый, истерзанный непогодами ствол. Иоганн чувствовал непонятные угрызения совести: точно он в чем-то виноват перед этим человеком. А кто действительно в этом виноват? Снейс? Королевская власть? Инквизиция? Положение всей страны?.. Иоганн не мог ответить. Он выложил принесенные деньги на колени ткача.
— Вот, — сказал он тихо, — отдайте в счет долга Снейсу. И подумаем вместе, как нам помочь друг другу по-братски.
Николь отодвинул деньги и заглянул в глаза юноше:
— А разве мне есть на что надеяться?..
Иоганн пожал плечами и встал, чтобы попрощаться.
— Не знаю пока, — ответил он откровенно. — Но верю твердо, что лишь смерть может отнять у человека все надежды. А ведь мы с вами живы!.. Я хочу уйти от Снейса. Что-то не по душе мне этот «добрый паук», как вы точно окрестили его. Да и не в Антверпене, видно, моя судьба.
У Снейса сидели знатные гости. Иоганн отложил разговор с ним и поднялся к себе.
Как нужен был ему сейчас маэстро Бруммель и его советы! Нет, добрая госпожа Бруммель, напрасно вы говорили о соколенке, выросшем в вашем доме. У вас выросла глупая, нерешительная курица, которая не знает, куда ей сунуться!
Нянька Барбары заглянула к нему, по обыкновению ворча:
— Все справляется: «Где он? Где он?»… А он сычом сидит, глаз не кажет…
— Кто справляется? — нехотя отозвался Иоганн.
— Кто? Разумеется, она. И чего ты, парень, тянешь, не пойму… Такие деньги! Такие деньги!
Как ему надоели эти постоянные охи и вздохи старухи о деньгах! Какое он имеет к ним отношение, он, неимущий, без всякого ремесла?
— Кто сидит у хозяина? — спросил Иоганн сухо. — Приезжие?
— Кто сидит? Почище тебя… Дворянин приезжий и наш ван Страален, бургомистр
[27]. Зеваешь! И тут зеваешь. Не будет с тебя толку, я ей твержу… Так нет, все свое: «Будет по-моему!..» И отец, вижу, за то же стоит.
— Вот черт! — обозлился Иоганн. — Сколько туману напускает ворчунья! Говори толком наконец! Кто — она? Барбара, что ли? Какие деньги? Сегодня мне не до твоей воркотни.
— «Воркотни»! Паршивого юнца пригрели, всё ему доверяют, как своему. Деньги сами в руки плывут. Такая красавица! Не графу впору, а самому бы императору или наследному принцу. А он, дурак, впрямь, кажется, не понимает счастья. «Воркотня!..» Постыдился бы старуху обижать! Еще не хозяин пока!
Так вот в чем дело! Перед Иоганном точно приоткрылось тайное оконце в этот дом-крепость. Уж не подыскивают ли красавице Барбаре подходящего мужа? В деньгах она не нуждается — самая, говорят, богатая невеста в городе. Над знатностью рода отец ее только посмеивается. Ему нужен смекалистый помощник для будущих торговых дел. Да и красавице он, кажется, тоже по душе. Недаром она поджидала его, глядя на улицу в первый же день его прихода в Антверпен. Иоганн схватил старуху за руку:
— Слушай, скажи своей раскрасавице, что мне рановато распевать с ней любовные песни! Да и время теперь не такое…
Он не успел договорить. В комнату вошел старик слуга.
— Хозяин просит вашу милость пожаловать вниз, — сказал он и повернулся к няньке: — Хозяйская дочка зовет.
Иоганн, не раздумывая, сбежал по лестнице.
За столом сидел человек гигантского роста, в сером платье гёза, какие теперь носили дворяне-«союзники». Короткий плащ из грубой шерсти был брошен на спинку стула. А знаменитая нищенская сума с деревянной чашей лежала возле, на скатерти. Огромная ладонь знатного гёза подкидывала ремни сумы подобно игральным костям. Иоганн старался припомнить, где не так давно он видел этого великана. Но тогда тот был на богато убранном коне, в нарядном платье и перьях, сверкал камнями и золотом. Да это граф Генрих Бредероде!.. Опять, значит, за деньгами к Снейсу. Но зачем тут же сидит бургомистр Антверпена в своем черном бархатном кафтане с меховой опушкой и степенно поглаживает знакомую всему городу холеную волнистую бороду?
Снейс представил Иоганна гостям:
— Этот юноша, несмотря на молодость, обладает редкими качествами ума, уж поверьте мне, ваши милости. Я разбираюсь в людях.
Бредероде шумно встал и хлопнул Иоганна по плечу:
— Нидерландец?
— Нидерландец, — ответил Иоганн.
— И любишь родину?
— Если бы не любил, не назвался бы нидерландцем.
— А знаешь, в чем ее беды и несчастья?
— Знаю: в нищете одних и богатстве других.
Снейс нахмурил брови. Ван Страален предостерегающе кашлянул. Бредероде расхохотался:
— Молодец! Ясно и просто. — Он схватил со стола суму и потряс ею. — Но скоро мы все будем равны. А кто наши грабители, знаешь?
Иоганн медлил с ответом.
— Король — раз! — загибал пальцы Бредероде. — Католическая церковь — два!
Иоганн пристально посмотрел в лицо Снейсу, и тот нахмурился еще больше.
— Хочешь послужить родине? — спрашивал между тем граф.
— Только родине и собираюсь служить. — Иоганну становился неприятен этот бесцеремонный разговор.
— Молодец! Ай да молодец! Так и должен отвечать истинный сын нашей родины! — снова хлопнул его по плечу Бредероде. — В чем будет состоять твоя служба, скажет тебе хозяин.
