В конце января 1573 года Оранскому удалось наконец прислать гарлемцам порох и хлеб. Четыреста старых, опытных солдат пробрались со ста семьюдесятью санями в густом тумане через озеро и вошли в город перед самым носом осаждающих. Гарлемцы воспрянули духом.
31 января, после двухдневной канонады, испанцы ринулись снова на приступ. Стены были почти уже разбиты. Часть ворот Святого Иоанна разрушена. Испанцы вошли в пролом.
Их встретили, как и раньше, мушкетным огнем, шпагами, расплавленной смолой, камнями, горящими головнями…
Эльфрида увидела, как над сражающимися показалась растрепанная темноволосая голова Ирмы, как взметнулся ее арбалет, услышала среди грохота, лязга и рева звонкий победный голос:
— Попала!.. Наконец-то попала!..
Эльфрида в ужасе закрыла ладонями лицо. Что Ирма делает?.. Безумная!.. Она стоит на виду у всех, ее пристрелят, как птицу…
Как бы гордилась Ирма, если бы знала, что ее детская рука отомстила не кому иному, как знаменитому «победителю Нардена» — Юлиано Ромеро. Ее первый удачный выстрел лишил испанца глаза.
— Оттащи сестру, ее ранили, — услышала Эльфрида окрик соседки.
Ирма лежала на груде щебня. Кровь сбегала по ее рукаву на платье.
Эльфрида вынесла сестру почти на руках.
— Назад!.. Отступайте!.. Назад!.. — донеслась до них команда Рипперды.
Люди побежали, отдавая равелин врагу. Испанцы волной залили форт, но сразу же остановились. Каменная неприступная стена, о существовании которой они не подозревали, встала перед ними, щетинясь пушками. И они поняли причину сдачи равелина.
Ирма очнулась.
— Постой!.. Сейчас должно случиться это…
Эльфрида испуганно заглянула ей в лицо:
— Ты бредишь?.. Тебе плохо?
— Да нет же! — отмахнулась досадливо девочка. — Сейчас наши взорвут старую стену.
Оглушительный грохот потряс город. Черные столбы земли, щебня, камней взметнулись под самое небо и грузно рухнули вниз. Продолжительный дикий рев прокатился по улицам и замер…
— Готово! — сказала Ирма со вздохом облегчения. — Они взлетели в воздух!
После неудачи второго приступа испанский лагерь затих. Проходили дни, недели. Гарлемцы поняли, что враги решили взять их измором.
— Поцелуйте за меня маму, тетя Кеннау… Я знаю, она очень испугается, когда узнает… Я понимаю ее молчание без слов. Она не может забыть Нарден… А теперь ее сердце рвется на части: за Гарлем, за отца, за нас с Эльфридой… за Иоганна… Жив ли он еще, мы так до сих пор и не узнали…
Руки Гасселер тряслись, обнимая девочку в последний раз. Только Кеннау и командир гарнизона Рипперда знали о том, что Ирма вызвалась пробраться через озеро в Сассенгейм, чтобы рассказать Оранскому об истинном положении Гарлема.
— Вот уже которую неделю мы не получаем оттуда вестей, — говорила Ирма, — наших голубей перехватывают испанцы или они сбиваются с дороги в тумане. Не сегодня завтра тронется лед, и тогда мы будем совсем отрезаны от своих…
Кеннау проводила девочку до самого берега.
— Поклонись отцу, Ирма. Скажи ему… — Она не договорила и вдруг заплакала.
— Тетя Кеннау, не надо!.. Идите к маме… Объясните ей… Я не боюсь… Я тоже не должна плакать… Я буду лучше петь, как отец… как Иоганн… Я ведь тоже иду за счастьем… Прощайте!..
С коньками на ногах, легкая и быстрая, она скользнула вниз, и мрак сразу же поглотил ее. Кеннау с тяжелым сердцем пошла в дом Бруммелей. Что можно сказать матери Ирмы? Какими словами утешить? И там и здесь девочку подстерегает смерть…
Город голодал. Испанцы не подавали признаков жизни.
Осажденные пробовали делать вылазки. Однажды сотня отважных добралась под покровом тумана до главной неприятельской батареи. Они попытались было заклепать пушки врага, но были убиты все до одного у самых пушек. После этой попытки снова потянулись долгие дни бездействия и голода.
Лед тронулся в конце февраля, и на озере появились суда. Измученные гарлемцы смотрели в подзорные трубы и видели в полулье
[57] от города испанские вымпелы графа Боссю. Вдали, на юге, им мерещились суда Оранского.
Прилетел наконец долгожданный голубь. Рипперда прочел короткую записку:
«Девочка добралась. Будьте мужественны. Друзья делают все, чтобы выслать помощь и припасы. Мы атакуем Димердик и отрежем Амстердам».
Рипперда понял: Оранский собирался оттянуть испанские силы на защиту Амстердама. Как Гарлем зависел всецело от озера, так и Амстердам зависел от своей Димерской плотины. Если бы большая искусственная дорога, которая вела в Мюйден и Утрехт, была отрезана, Амстердам подвергся бы участи Гарлема. А там находилась главная квартира врага.
— Хороший, мудрый план, — говорил Рипперда, сообщая гарнизону о записке Оранского.
Через несколько дней гарлемцы заметили в лагере неприятеля необычное оживление. Все, кто мог, взобрались на вал, чтобы узнать, в чем дело. Испанцы толпились вокруг высокой насыпи с рядом виселиц. Гарлемцы увидели, как туда подвели группу связанных людей и под торжествующий звук барабана повесили.
Ночью стража подобрала переброшенную в город корзину. В ней снова оказалась отрезанная голова, тщательно завернутая в холщовую тряпку. К тряпке была привязана дощечка с надписью, как это делалось с ценным товаром. Рипперда прочел:
«Ключ, открывавший город Монс, стоимостью в две тысячи флоринов, полученных от его милости герцога сполна, возвращается за ненадобностью гарлемским слесарям, — к замку Димерской плотины он не подошел».
Рипперда не сразу понял смысл написанного. Он рассматривал голову, видел скорбные складки лица, застывшие в синеве мертвых пятен, видел маленькую бороду, смерзшуюся в сплошной бурый комок, видел прилипшие к вискам длинные пряди когда-то волнистых волос и щеки, издевательски проткнутые насквозь рисовальной кистью. И эта кисть объяснила все.
Кто был «ключом», открывшим патриотам Монс?.. Художник Антоний Оливер. Его голову, оцененную Альбой в две тысячи флоринов, испанцы отсылали в Гарлем потому, что этот «ключ» не подходил к замку Димерской плотины. Рипперда понял, что попытка отрезать Амстердам не удалась, что шедшее на помощь войско разбито и отважный сын родины Оливер погиб в битве за плотину. Неприятель хвастал победой и показывал свои трофеи.
Той же ночью у Рипперды с капитаном Кюреем было совещание.
— Город гибнет, — говорил Кюрей, — люди падают от истощения. Вы отдали приказ оставить десять коров… Десять коров для детей Гарлема!.. Мы окружены плотным кольцом. Никакая человеческая сила, никакая хитрость не могут доставить сейчас в город провиант. А он нужен нам, как сама жизнь… Разрешите сделать серьезную вылазку, и кто знает, быть может, храбрость отчаяния поможет нам.
