— Эти дерзостные слова записывать не следует!
Рустам засмеялся.
— Тебя арестовали, — грозно начал второй судья, — на похоронах его высочества принца Австрийского в октябре прошлого года. Зачем ты пришел в Намюр?
— Чтобы отомстить убийце моих братьев — злой собаке Хуану Австрийскому. Но я опоздал. Он умер не от моей руки.
Судьи не верили ушам. В первый раз встречали они такого дерзкого мятежника. Но этот мятежник, пожалуй, поможет им раскрыть целый заговор. Старший из них снова привстал, и голос его прозвучал вкрадчиво:
— Это хорошо! Это очень хорошо, что ты чистосердечно каешься в своем преступном намерении. Это послужит тебе во благо. Но ты мог бы облегчить свою участь еще больше, если бы назвал сообщников в этом заговоре на жизнь покойного принца.
— Никакого заговора не было. Я один задумал убийство и один хотел его выполнить.
— Не упорствуй, ибо этим ты только повредишь себе.
— Я сказал правду.
Судья сел.
— Разденьте подсудимого.
Рустам обернулся. Человек в черном капюшоне с прорезями на месте глаз привычным движением засучил рукава. Рустам быстро сорвал с себя рубаху. На смуглой коже яркими рубцами пылало несколько багрово-синих шрамов.
— Знаки дьявола!.. Знаки дьявола!.. — раздались возгласы.
Рустам покачал головой:
— Нет. Это священные знаки, полученные за правое дело на кораблях гёзов.
— Молчать!.. — как ужаленный, взвизгнул старший судья. — Назови своих сообщников.
— У меня их не было.
— Испробуйте тело, — приказал судья.
Длинная железная игла впилась в предплечье Рустама.
— Показалась кровь, ваши милости, — доложил палач.
— Это поистине шрамы, — осмотрев Рустама, добавил подошедший лекарь.
— Назови своих сообщников, собака! — брызгая слюной, прошипел судья.
Глаза Рустама сверкнули, но он промолчал.
— Дыбу!
Огромные жилистые руки палача ловким ударом сшибли Рустама с ног. Помощники подхватили его и укрепили на дыбе.
— Имена твоих сообщников?.. Ну!
Рустаму стало вдруг смешно. Жирное красное лицо старшего судьи готово было лопнуть с натуги и напоминало жабу.
— Ты у меня посмеешься, сын сатаны!.. Прикрутите веревку.
Руки Рустама с хрустом взвились над головой.
— Кто тебя подослал?.. Оранский?
Рустам покачал головой.
— Прикрутите веревку.
Руки хрустнули во второй раз и вышли из суставов. На коленных чашках лопнула кожа.
— Следует ослабить, — проговорил лекарь вполголоса.
— Спустите.
Рустам, всей тяжестью рухнув на пол, хотел подняться, но не смог.
— Со-ба-ки!.. — сквозь зубы прохрипел он.
— Ну, говори: Оранский тебя подослал к принцу?
Рустам молчал.
— Огня!..
На глаза Рустама набежала темная пелена, словно сразу настала ночь. Усилием воли он сбросил с себя оцепенение и прислушался. Кнехты, подручные палача, громко дыша, раздували мехами жаровню.
— Ты заговоришь у меня, проклятый «нищий»!.. — грозил старший судья.
Рустам приподнял голову.
— Чего вы хотите? — проговорил он спокойно. — Чтобы я сказал то, чего не было? Оранский не знает моих счетов с Хуаном Австрийским.
Судьи переговаривались, не слушая его. Рустама снова схватили и поволокли к пылавшей жаровне.
— Приподнимите его.
Рустама приподняли.
— Видишь это пламя и эти раскаленные железные брусья? Они заставят тебя сказать правду.
— Я ее уже сказал.
Судья повернулся к палачу:
— Делай свое дело!
Жгучая боль от подошв до самого мозга пронзила Рустама. На лбу выступил пот. Но он промолчал.
— Продолжай! — приказал судья. — Кто, кроме Оранского, участвовал в заговоре?
Рустам молчал, стиснув зубы.
— Мы сожжем тебя, проклятый гёз, но добьемся, чего нам надо! Кроме Оранского, кто еще подсылал тебя?
— Никто…
Судья торжествовал:
— Секретарь, запишите: «Допрашиваемый сознался, что, кроме Оранского, никто не подсылал его».
— Неправда!.. — Рустам метнулся из рук кнехтов. — Я не говорил этого, подлая лисица!
— Палач, делай свое дело! — упорствовал судья. — Так был Оранский в заговоре или нет?
— Оранский… ни при чем… тут… — с трудом поворачивая язык, простонал Рустам, и черная пелена снова заволокла ему глаза.
Его привели в чувство и оставили лежать на полу.
Тошнотворно пахло горелым мясом.
Над Рустамом склонилось бритое упитанное лицо. Среди лоснящихся волос ярким пятном выделялась тонзура католического священника. Мягкий, словно тоже смазанный маслом, голос прозвучал над самым ухом:
— Сын мой — ибо всякий, кто крещен, есть уже сын нашей единой святой матери-церкви, — скажи мне, пришедшему не с мечом, а с крестом, во имя милосердия, завещанного нам спасителем, скажи мне всю правду. Зачем тебе таиться теперь, когда сам еретик сознался в преступлении, на которое толкал тебя? Ты терпишь муки за того, кто предал тебя…
Рустам посмотрел на священника:
— Кто… предает?..
— Тот, кто есть единый виновник твоих мук ныне и мук последующих, если ты не откроешь истины. Еретик, изменник, мятежник и лицемер Вильгельм Оранский, прозванный Молчаливым.
— Он предал меня?..
— Да, сын мой. Получено известие, что Оранский схвачен, заключен в темницу и допрошен. Он сознался, что подсылал тебя тайно убить его высочество — королевского брата.
Рустам засмеялся.
— Иисус-Мария, он сошел с ума!
— Нет, это вы сошли с ума! — выкрикнул мавр. — Захлебнулись в крови и бредите наяву. Принц Оранский цел и невредим. Он только что подписал Утрехтский договор, и королю Филиппу нелегко будет теперь достать свои северные провинции… Пройдет год-другой, и Гельдерн, Голландия, Зеландия, Утрехт и Фрисландия отрекутся навсегда от своей присяги кровавому… коро… лю…
Он в изнеможении упал головой на каменный пол и затих. Священник вышел. Пожимая плечами, он объявил судьям:
— Этот мавр — сущий колдун. Откуда он мог узнать про Утрехтскую унию?..
[71]
