А так как сам писатель не любил выступать, Розали же, напротив, очень любила читать вслух, он с удовольствием предоставил ей возможность выполнять за себя эту обязанность, а после чтения раздавал автографы и отвечал на вопросы.
Все были в восторге. Даже ее матушка с довольным выражением на лице присутствовала при чтении и по окончании подошла к дочери и со счастливым вздохом заключила ее в объятия.
— Я так горжусь тобой, дитя мое! — сказала она. — Жаль, твой отец не дожил до этого дня.
Устроить публичное чтение в лавке придумал весельчак-издатель. Монсиньяк решил, что будет неплохой идеей провести после блестящей презентации в издательстве и нескольких выездных мероприятий в крупнейших книжных магазинах нечто похожее и там, где были созданы иллюстрации.
В своей остроумной вступительной речи он, разумеется, не преминул упомянуть, что не кто иной, как он сам, Жан-Поль Монсиньяк, благодаря своему безошибочному чутью на талантливых людей («Хороший издатель с одного взгляда распознает настоящий талант!») свел друг с другом этих двух симпатичных нелюдимых чудаков (именно так он сказал, и Розали с Максом при этих словах удивленно переглянулись, а затем расплылись в понимающей улыбке).
У директора издательства «Опаль-Жёнесс» были все основания радоваться. С тех пор как в августе состоялся приуроченный к семидесятилетию Макса Марше выход этой книжки с яркими иллюстрациями, было распродано сорок тысяч экземпляров. Оказалось, что глубоко ошибались те, кто считал, будто бы читатели давно забыли добровольного отшельника Марше. Осыпанная похвалами рецензентов, восторженно принятая маленькими и большими читателями, его новая книжка даже попала в список произведений, выдвинутых на премию детской и юношеской литературы.
— Ну, mon vieil ami
[18], — похлопал старинного соратника по плечу сияющий от удовольствия Монсиньяк, — вот это поздравление так поздравление! Что скажешь! Некоторых людей надо силком толкать навстречу удаче! — сказал он и громко захохотал.
Старый друг сделал вид, что не расслышал намека, и только улыбнулся, зато Розали так и сияла от радости, с трудом веря своему счастью. После выхода этой книги другие издательства тоже обратили внимание на молодую художницу, и ей уже поступило предложение на набор из десяти открыток с различными мотивами. Прибавилось также заказов на индивидуальные поздравительные открытки. Многие люди стали приходить в лавочку Розали, потому что прочитали о ней в газетах. Если так пойдет и дальше, то можно больше не волноваться о том, где взять денег на арендную плату, мысленно радовалась Розали. Скорее уж придется беспокоиться о другом — как ей управиться, когда у нее столько работы.
— Тебе надо бы подумать о том, чтобы нанять в лавку помощницу, которая подменяла бы тебя за прилавком, — сказал ей на днях Рене, глядя, как она который уже вечер подряд допоздна сидит за рисунками. — А то ты работаешь уже сутки напролет. Между тем всем известно, что самый полезный сон — это сон до полуночи.
После этого он с озабоченным и укоризненным выражением лица прочел ей очередную лекцию о человеческом организме, объясняя, что полезно, а что вредно.
Бедный, славный Рене! В последние недели и месяцы она не больно-то много уделяла ему внимание, тратя весь пыл на работу над иллюстрациями к «Тигру». Представленные ею наброски и пробные рисунки, к счастью, все, кроме одного, были одобрены как издателем, так и автором. Она три раза съездила в Ле-Везине к Максу Марше, чтобы обсудить с ним предложенные картинки. И она искренне полюбила старика, который при первой встрече показался ей таким угрюмым и неприветливым. Она ценила его прямоту и чувство юмора, хотя их мнения относительно того, какие сценки нужно включить в иллюстрации, не всегда совпадали. Под конец разговора они перешли на просторную террасу с видом на заросли голубых гортензий и там, под сенью широкого белого зонта, угощались великолепной сhаrlоttе aux framboises
[19], приготовленной его экономкой мадам Бонье. Незаметно для себя они начали рассказывать друг другу о вещах, уже не имевших отношения к его сказке и к иллюстрациям. Оба, как влюбленные, без устали вспоминали в разговоре обстоятельства своей первой встречи, и Розали под конец призналась Максу, что сначала приняла ввалившегося к ней в лавку в выходной день неприветливого покупателя за заблудившегося сумасшедшего старика, который несет какую-то околесицу.
Макс признался ей, что поначалу был не в восторге от предложения, чтобы его книжку иллюстрировала «дилетантка», а на улицу дю-Драгон явился только для того, чтобы потом с чистой совестью сказать, что, на его взгляд, рисунки девушки, торгующей открытками, просто ужасные.
Оба очень смеялись, а Розали поведала Максу, что синий цвет был ее любимым и что у нее, по словам ее матери, насчет синего цвета всегда был пунктик, а затем, глядя Максу прямо в глаза, спросила:
— А вы верите в случайности, мсье Макс?
(Несмотря на то что они подружились, они по-прежнему оставались на «вы».)
Макс Марше, посмеиваясь, поудобнее откинулся на спинку плетеного кресла и поймал вилкой ягодку малины.
— Случайностей не бывает, — сказал он и, подмигнув, добавил: — Это не мои слова. — Он положил ягоду в рот и проглотил. — Это сказал человек позначительнее, чем я. Во всяком случае, мне впервые в жизни довелось своротить стойку с открытками, для того чтобы познакомиться с хорошенькой женщиной.
— Мсье Макс! — смеясь, воскликнула Розали. — Вы, кажется, со мной флиртуете?
— Возможно, — ответил он. — Но боюсь, что я с этим чересчур запоздал. Такая трагедия! — Покачав головой, он громко вздохнул: — К тому же у вас ведь, кажется, уже есть друг. Этот… как его… Рене Жубер. Что ж! Неплохой малый…
Ей не понравилось выражение лица, с каким он это сказал.
— Неплохой, но?.. — спросила она.
— Ну что тут скажешь, Розали: славный парень, но не подходит для вас.
— Откуда у вас такая уверенность?
— Жизненный опыт? — бросил он вопросительно и засмеялся. — Но может быть, во мне просто говорит ревность. Я старый и больной человек, мадемуазель Розали. От этого я иногда становлюсь ворчуном. Но я не был таким от рождения, знаете ли. Будь я помоложе, я бы все сделал для того, чтобы отбить у этого Рене его хорошенькую подружку. И готов спорить на бутылку «Боллинже», что мне бы это удалось.
— Как жаль, что вы не можете проиграть это пари, — дерзко ответила Розали. — С удовольствием выпила бы «Боллинже»!
— Это благородное вино, мадемуазель Розали. Его просто так не пьют. Говорят, что кто не пробовал этого шампанского, тот прожил жизнь напрасно.
— Вы подогреваете мое любопытство.
— Ну, может быть, когда-нибудь и представится повод, — ответил ей Марше.
И вот, несколько недель спустя, в разгар августовской жары, когда Розали и думать забыла про тот разговор насчет «Боллинже», ей вдруг с утра позвонил Макс Марше и спросил, не найдется ли у нее времени сегодня вечером, повод есть.
