В первый раз поднявшись на Эйфелеву башню со своей открыткой, Розали загадала желание, чтобы выздоровела ее любимая тетушка Полетта (тогда еще оставалась слабая надежда, что сложная операция спасет ее зрение), но, хотя операция прошла удачно, тетушка все-таки ослепла.
В другой раз она пожелала выиграть в конкурсе молодых иллюстраторов.
Но желаемая награда — договор с издательством и денежный приз в десять тысяч евро — досталась молодому долговязому художнику, который рисовал одни только пальмы и зайцев, зато был сыночком богатого издателя парижской газеты.
Еще до того как познакомиться с Рене, когда Розали после нескольких неудачных романов жила одна, она загадала желание встретить своего суженого, который пригласил бы ее однажды вечером в «Жюль Верн» — ресторан наверху Эйфелевой башни, из которого открывался самый роскошный вид на Париж, — чтобы там, высоко над сияющим огнями городом, задать ей самый главный вопрос.
Но и это желание тоже не исполнилось. Зато она познакомилась с Рене, который в один прекрасный день со всего разбегу налетел на нее на улице Коломбье и чуть не сбил с ног. Рассыпавшись в извинениях, он пригласил ее в ближайшее бистро и за тарелкой salade de рау
[6] заявил, что такой красавицы, как она, никогда еще не встречал. Но Рене скорее уж пригласил бы ее в поход на Килиманджаро, чем в дорогой и, по его мнению, никому не нужный ресторан на Эйфелевой башне. («На Эйфелеву башню? Ну ты даешь, Розали!»)
В другой раз она загадала желание помириться с матерью — благое желание! Еще ей хотелось, чтобы у нее был домик у моря. Да, конечно, это она сильно размахнулась, но мечтать же никому не запрещается!
В последний день рождения — ей тогда стукнуло тридцать три, и над празднично украшенным Парижем лил противный холодный дождь — Розали все же отправилась в поход, одетая в толстое синее зимнее пальто, и снова поднялась на Эйфелеву башню. В тот день там было довольно пусто, только несколько человек каталось на коньках на катке, который каждый год заливали на первой площадке, да еще несколько японцев неустанно фотографировались, старательно улыбаясь в объектив и поднимая кверху большой палец.
В этом году Розали задумала очень скромное желание.
На открытке, которую она держала в руке, был нарисован мост, а на его решетчатых перилах висели сотни маленьких замочков. Перед мостом стояли два маленьких человечка — мужчина и женщина — и целовались.
Мост был легко узнаваем, это был Пон-дез-Ар
[7] — пешеходный мост через Сену, с которого открывался чудесный вид на Эйфелеву башню и на остров Ситэ. В летние вечера на нем всегда было людно.
Розали любила этот простой железный мостик с деревянным покрытием. Иногда она приходила сюда посидеть на скамейке и разглядывала многочисленные замочки на перилах, каждый из которых рассказывал о любви навек.
Пока жива любовь — она вечна. Кто же это сказал?
Розали сама не знала почему, но каждый раз на этой скамейке ее охватывало особенное чувство от вида этих трогательных замков, которые, как стойкие оловянные солдатики, охраняли любовь.
Может быть, это было и глупо, но в глубине души она тоже мечтала о таком замочке.
«Кто подарит мне такой замочек, тот и есть мой суженый», — подумала она, высунувшись за мокрую ограду Эйфелевой башни, чтобы с размаху запустить свою открытку под струи дождя.
Думала она при этом, конечно же, о Рене.
Как-то зимой в ясный безоблачный день они с Рене рука об руку шли по этому мосту, и все перила так и сверкали на солнце. Ни дать ни взять сокровища Приама!
— Посмотри, как красиво! — воскликнула Розали.
— Золотая стена, — произнес Рене в неожиданном приливе поэтического настроения и на минутку остановился, чтобы прочесть надписи на замках. — К сожалению, не все то золото, что блестит, — прибавил он с усмешкой. — Хотел бы я знать, кто из тех, что себя тут увековечили, по-прежнему вместе.
У Розали не было никакого желания это знать.
— Но все-таки разве не замечательно, что люди снова и снова влюбляются и хотят это как-то показать? Вот мне почему-то трогательно смотреть на эти замочки, — возразила она. — Это так… романтично!
Больше она ничего не добавила, потому что загаданные на день рождения мечты надо хранить так же, как желания, задуманные под падающую звезду, — о них никому нельзя рассказывать.
Рене со смехом обнял ее:
— Боже мой! Только не говори, пожалуйста, что ты и вправду мечтаешь о таком замочке, это же чистый китч!
Розали смущенно засмеялась, но подумала, что чистый китч иногда бывает очень заманчив.
А две недели спустя она, как привыкла из года в год, опять стояла на площадке Эйфелевой башни, задумчиво глядя, как ее открытка, намокшая и отяжелевшая от дождя, словно подстреленный голубь, падает на землю. И вдруг сзади ей на плечо тяжело опустилась чья-та рука.
— He, mademoiselle, qu’est que vous faites la?
[8] — прогремел над самым ухом грозный оклик.
Розали вздрогнула и чуть не потеряла равновесие от испуга. Человек в синей форме и фуражке сердито уставился на нее карими глазами.
— Эй, а что это вы вздумали пугать меня! — возмутилась в ответ Розали.
С одной стороны, она чувствовала себя застигнутой на месте преступления, но в то же время была недовольна, что кто-то нарушил ее священный ритуал. С тех пор как правительство, опасаясь карманников, установило охрану в излюбленных туристических местах, нигде не стало покоя от стражей порядка даже в дождливый декабрьский день! Вот уж беда на наши головы!
— Ну? Это что еще такое? — грубо повторил полицейский. — Нечего тут раскидывать мусор!
— Это не мусор, это было загаданное желание, — сердито ответила Розали, чувствуя, как от стыда у нее горят уши.
— Не надо хамить, мадемуазель! — Полицейский скрестил руки и воздвигся перед ней во весь свой могучий рост. — Что бы это ни было, вы сейчас тихонько спуститесь вниз и подберете за собой, ясно? Заодно можете захватить и этот пакет из-под чипсов, — добавил он, ткнув пальцем на валяющуюся под ногами мокрую пластиковую упаковку.
Он проводил глазами молодую женщину в синем пальто, которая с недовольным видом спускалась по лестнице.
Спустившись вниз, Розали в приступе любопытства действительно обошла вокруг башни в поисках своей открытки. Но та исчезла без следа.
После этого довольно нелепого происшествия на Эйфелевой башне, о котором Розали, естественно, никому не рассказала, прошло уже больше трех месяцев. Сырой и промозглый декабрь сменился январскими штормами, затем наступил неожиданно солнечный февраль. День рождения давно миновал, потом наступил и прошел День святого Валентина, а ее желание в очередной раз не исполнилось.
