Жизнь или смерть.
Глава 16
Сейчас. 18 марта 1956. Контрольно-пропускной пункт Каир
Гонщики просачивались внутрь: сначала тоненькой струйкой, а затем мощным потоком. Разрыв между лидерами и оставшейся частью увеличивался. На этом этапе гонки имена начали выпадать. Исчезали, зачеркнутые мелом.
Теперь она несла ответственность за две линии. Яэль не могла заставить себя посмотреть на имена, которые, как ей было известно, вычеркнули. Шиина Хираку. Феликс Вольф.
Кроме того, ей было о чем беспокоиться. Например, получить досье. Феликс может и был решенной проблемой, но Лука… он и Адель, казалось, притягивали друг друга. Передвигались они вместе, но шли вперед каждый сам по себе. Раздельно или вместе, зависело от дня. Казалось, от него никуда не деться.
Скоро, очень скоро, я тебе понадоблюсь.
Как бы она ни хотела ненавидеть юношу, Яэль не сомневалась в его словах. Взгляд Кацуо по-прежнему, даже несколько часов спустя, преследовал ее.
Союзы были не редкостью на Гонке Оси, но она ни под каким предлогом не заключит слепое соглашение с кем-то вроде Луке Лёве.
Сначала ей необходимо было узнать ту историю. Ей нужно было досье.
Даже ночь в Каире пела жизнью. Яэль беспокоили не национал-социалистские патрули (хотя их было много, разъезжавших в грохочущих внедорожниках, развалившихся на верандах кафе), но огромное количество глаз. Здесь не было комендантского часа. Ночные торговцы стояли вдоль тротуаров, разнося продукты и постельное белье под рядами ослепительно сверкающих ламп.
Яэль притворялась, что что-то покупает. Перебирая сморщенные гранаты и яблоки в ящиках – остатки урожая, которые Рейхскомиссар территории решил не стоящими экспорта. Она купила шарф и обернула его вокруг головы, так что ткань висела низко, скрывая ее профиль, пока она пробралась через толпу на ночном рынке. Она меняла лица, пока шла, заимствуя черты у людей, мимо которых проходила. Ястребиный нос торговца зерном, темные волосы мальчика, подметающего пол в кафе, глаза, как у всех местных жителей: карие, голодные, смирившиеся с пылью.
Этот вид изменения – девушка из лоскутков последних минут, украденные части, злые швы – всегда заставлял Яэль чувствовать себя ненадежно. По крайней мере, когда она была кем-то вроде Мины или Адель, у нее были документы, предыстория (неважно, насколько обманная). Но когда она была этим… по чуть-чуть от каждого незнакомца на улице…
Что оставалось, кроме волков? Помимо воспоминаний и притворства?
Пустота.
Эти пустоты были самые мрачные. Зияли открытой пастью, как многие переулки в Каире, закручивались в места, куда Яэль не хотела идти. Где слышалось эхо шепота мертвых женщин: монстр, монстр, монстр. Где ярость, которую она всегда сглатывала, дымилась и бушевала. Ждала, ждала…
Обычно Яэль ее игнорировала. Всегда боялась ее. Потому что точно знала, на что способно это место внутри нее. Это была та ее часть, которой были необходимы границы. Часть – если бы Яэль предпочла послушать ее – которая легко могла стать похожей на национал-социалистов.
Но на этот раз у Яэль было кое-что существенное, когда она пробиралась по лабиринту улиц Каира. Бумага с закодированными адресами в ее майке. Она привела Яэль на задворки города, где собаки бродили стаями и одинокие пески пустыни кружили в свете фонарей. Адрес, который дал ей Райнигер, принадлежал кафе, поняла она, подойдя к двери. Столы выстроились вдоль тротуара, плохо отлитые, мерцающие блеском. Все пустые.
Она неправильно прочитала адрес? Яэль остановилась на мгновение, разглядывая витрину. Внутри девушка протирала столы грязной тряпкой.
– Я могу вам помочь? – Мужчина – в возрасте и лысеющий, с кожей цвета песчаника – спросил из тени у двери. Так внезапно, что Яэль приготовилась. Ноги ровно, кулаки сжаты, готова к борьбе.
Ей понадобилось мгновение, чтобы восстановиться и произнести кодовые слова.
– Волки войны собираются.
– Они поют песню гнилых костей, – ответил мужчина. – Ваш арабский достоин похвалы, Волчица. Проходи внутрь. У меня есть то, что тебе нужно.
Девушка, вытиравшая столы, замерла, когда они вошли. Окрик мужчины – «принеси нам кальян!» – отправил ее в подсобные помещения. Мужчина сел за самый дальний из кривых столов.
– Я не могу задерживаться. – Яэль тоже села, но ее спина оставалась напряженной. Пустота кафе не позволяла ей расслабиться.
– Бизнес сейчас в упадке. – Ее собеседник кивнул на тишину вокруг них. – Клиентам трудно приходить сюда, когда их отправляют в трудовые лагеря. Все больше и больше людей исчезают, похищенные ночью. Многие в Каире готовы бороться, но мы не в состоянии позволить себе вызвать гнев Рейха… – Мужчина умолк, когда девушка вернулась в помещение, поставила кальян на стол. Контакт Яэль взял мундштук, сделал длинную затяжку. Пузырьки танцевали в стекле. Дым, который он выдохнул, пах цветами и весной. Ничего похожего на пары крематория. – Ты многое везешь с собой, Волчица.
Когда он предложил мундштук Яэль, она покачала головой.
– Пакет?
– Ах, прямо к делу. Очень хорошо. – Мужчина положил папку на стол. Яэль сразу узнала почерк Хенрики на лицевой стороне – царапины наседки – взволнованные и неразборчивые. Этот вид заставил Яэль захотеть вернуться в подвал пивной, попивать какао с полькой, говорить о жизни и отпускать шуточки об ужасной игре в шоу «Рейхссендера».
Она как раз опускала документы в подкладку куртки (куда она положила свою повязку со свастикой перед прогулкой по рынку), когда дверь магазина взвизгнула. Контакт Яэль поднял голову. Его ноздри раздулись, а губы сжались.
Она украдкой оглянулась через плечо, через ткань своего шарфа. Раз и обратно. То, что она увидела, ударило ее в самое сердце.
Черная куртка все еще покрытая дорожной пылью. Очки, поднятые на голову, шлем в руке. Повязка со свастикой. Сломанный нос. Отражение Адель Вольф.
Невозможно. Он… он не должен был вернуться оттуда. Он должен был сдаться. Вернуться домой…
А теперь, из всех возможных мест, он был здесь.
Ад покрылся льдом, и Феликс Вольф был льдом. Он шагнул через дверной проем: его движения сотрясал гнев настолько жаркий, что горел холодом.
– Что ты делаешь здесь, Ада? – Его голос коснулся задней части ее узорчатого платка.
Яэль сосредоточилась на светящемся угле на вершине кальяна. Он должно быть заметил ее в толпе, последовал за ней на расстоянии, наблюдал из ряда рыночных киосков и тускло освещенной толпы. Видел ли он, как она изменилась? Пятнистую папку из манильской бумаги? Был только один способ это выяснить.
Отлично знающая о П-38 у ребер и ноже в сапоге, Яэль повернулась к нему лицом.
И сразу же захотела отшатнуться. Ее удар пистолетом вовсе не был так аккуратен, как она хотела. Вся сторона лица Феликса опухла, закрывая один глаз. На его линию роста волос наступала засохшая кровь и синяк.
