Это было приятный почерк: толстый, но не слишком блочный. Сильный, но без строгости.
Если кто-то из нас хочет получить шанс выиграть эту гонку, мы должны позаботиться о Кацуо.
Яэль кивнула и снова посмотрела на Кацуо. Мальчик все еще смотрел на небо, злорадствуя в окно. Не обращая внимания на ряды гонщиков за ним.
Лука продолжил небрежно писать.
Помнишь, что произошло за пределами Ханоя в прошлом году?
Он передал ей письменные принадлежности. Яэль пыталась выглядеть спокойной, примостив блокнот на коленях. Кинохроники и страницы расшифрованных интервью проносились у нее в памяти, когда она прижала ручку к бумаге.
Ханой. Ханой. Ханой.
Что произошло за пределами Ханоя?
Семнадцатилетний немецкий гонщик соскользнул с дороги на рисовое поле. Сломав и переднюю ось своего байка и свою ногу. Они не подлежали восстановлению. Но это не может быть то, о чем говорил Лука. Он и Адель были далеко впереди этой аварии. Было что-то – что-то еще – о борьбе на паромной переправе? Это был всего лишь эпизод в резюме того дня. Зажатый между пугающими сообщениями об ампутации ноги немецкого гонщика и «Разговора с Канцелярией», где фюрер восхвалял свою великую жертву для бессмертной славы Отечества и Третьего рейха.
Это должен быть паром. Яэль нажала пером так сильно, что чернила начали ставить кляксы прежде, чем она скопировала почерк Адель. Паром?
Лука перевернул новую страницу после того, как она передала ему блокнот.
Мы должны держаться на хвосте у Кацуо, чтобы все мы пересекли Ли в одной лодке. Расскажем ему небольшую историю. Но на этот раз мы сделаем работу.
Эти слова не успокоили волнительную тошноту в желудке Яэль. Что же произошло на паромной переправе через реку Ли? Что Лука ожидал, что она сделает? Оттолкнет Кацуо? Умышленно повредит его байк?
Что бы это ни было, ей придется импровизировать.
Лука продолжал писать.
В любом случае, мы должны держаться вместе. Ехать близко друг к другу.
Ехать вместе. Яэль снова кивнула (она начинала чувствовать себя «чертом из табакерки»: подпрыгивая, кивая головой, подпрыгивая, кивая), но ее пальцы сжались внутри сапог. Было достаточно рискованно находиться рядом с Феликсом, все время наблюдающим. Но брат Адель – имея хороший удар, прилипнув к ней как сорняк – был заинтересован в одном: безопасность его сестры. Ее союз с ним был хорош для защиты, но агрессия… Агрессия была специализацией Луки. У Победоносного был огонь, план, чтобы знать наверняка, что Кацуо никогда не достигнет финиша.
Им просто придется разделиться прежде, чем он обратит этот огонь против нее.
Она выловила блокнот из рук Луки.
Как долго мы будем ехать вместе?
Он улыбнулся, прочитав это. Вспышка белых зубов через шелушащиеся, потрескавшиеся губы. Странно, подумала Яэль, они вовсе не казались грубыми, когда касались ее той ночью в поезде. Они были больше похожи на шелк и шок. Покалывающие, как сухой зимний воздух.
Яэль остановила саму себя и отвернулась. Пальцы Луки соединились с ее – медленно, медленно – когда он потянул блокнот из хватки Яэль.
Ее пальцы сжались так сильно, что некоторые из них почти щелкнули.
Это было просто прикосновение. Просто поцелуй. Просто химическая реакция, горящая у нее под кожей, изменяющая. Это ничего не значило – не тогда, когда Яэль не была собой, и мир умирал, а он был одним из них. (Не так ли?)
Лука вернул блокнот: Так долго, как нам это понадобится.
Мгновение Яэль смотрела на слова. Такой открытый финал, умоляющий о вопросах или ответе: как долго? Или «поехали». Или Клякса, пятно, мазок и секреты пролитых чернил.
Она со щелчком закрыла блокнот и передала его обратно.
Сказать больше было нечего.
Глава 28
Сейчас. 27 марта 1956. Контрольно-пропускной пункт Ханой. 16 347-й километр
– Что, по твоему мнению, ты делаешь? – вопрос Феликса растворился с шелестом пальмовых листьев в ушах Яэль. Она стояла под влажным взором солнца Ханоя, стараясь дышать через кожу своей куртки густым и болезненным воздухом. Другие гонщики сняли свое снаряжение, вплоть до оголенных мышц и маек, брели через душный двор к ряду «Рикуо 98s». Тринадцать мотоциклов прямо с самолета: девственно блестящих, без пыли или вмятин. Гонщики подходили к ним медленно – как дрессировщик, столкнувшийся с диким зверем – проверяя передачи и туго надутые шины с каждого угла.
Феликс был единственным, не обратившим внимания на новые мотоциклы. Вместо этого он смотрел на Яэль, хмурясь, когда она двинулась к своему байку.
– Лука разыгрывает тебя.
– Откуда ты знаешь, что я не разыгрываю его? – Яэль опустилась на колени, чтобы поближе взглянуть на особенности «Рикуо». Барабанные тормоза – спереди и сзади. Переключения передач на три скорости в ручном режиме. Более широкая, более тяжелая рама с меньшей мощностью, чем его аналог «Цюндапп». Она могла сказать, что даже на своей высшей передаче «Рикуо» предложит лишь малую часть скорости ее старого байка.
Это будет похоже на поездку верхом на рабочей лошадке после недель на породистой.
(Лука выразил это более лаконично, крикнув: «Эти байки – полное дерьмо!» в трех «Рикуо» от нее.)
– Дела сейчас обстоят так, что Кацуо выиграет эту гонку. – Яэль говорила вполголоса. Другие гонщики, казалось были также сильно увлечены своими байками, как и она, но не было никаких гарантий, что ее никто не мог услышать. – Он более чем на три часа впереди на родной земле, едет на модели байка, на которой почти точно тренировался. У нас осталось всего три, может четыре, дня фактической езды.
– У Луки есть план, – каким бы он ни был (Яэль, рывшаяся в памяти всю оставшуюся часть рейса, не вспомнила ничего о паромной переправе через реку Ли) – и ему нужна моя помощь.
– Он не является частью… того – внимательный взгляд Феликс произнес Сопротивление – не так ли?
Яэль покачала головой.
– Тогда можешь поспорить, что его план не предполагает твою победу. – Феликс стоял над ней, скрестив руки на груди, немного закрывая пылающее солнце своей долговязой фигурой.
– Если Лука и я не поработаем вместе, то это будет означать гарантированное двойное поражение. Как только Кацуо будет устранен, мы пойдем разными путями.
Брат Адель ногой пнул шину ее «Рикуо».
Все причины, которыми она накачала себя доверху, продолжали вытекать с шипением:
– Кроме того, Лука не осмелится что-нибудь сделать, пока ты присматриваешь за мной.
Сказав это, Яэль посмотрела вверх, пытаясь измерить недовольство в лице Феликса. Но за ним было слишком много света, слишком много тени втерлось в нордическую геометрию черт его лица. Он был нечитаем.
