Именно в этот момент из дверного проема донеслось вежливое покашливание. Оказалось, там стоял Молодой Кроу, силуэт которого был обрисован светом, падавшим из зала.
– Сэр Томас, – произнес он, – простите меня, но лорд Фелмотт вас спрашивает.
– Я скоро приду, – пообещал сэр Томас и, казалось, очень удивился, когда Молодой Кроу не исчез моментально.
– Простите, – повторил он, – меня просили передать… что на вашу долю сегодня выпало большое счастье.
С лица сэра Томаса сбежали краски, отчего он сразу стал выглядеть старше и еще более уставшим.
– Сегодня ночью? – воскликнул он, пораженный ужасом. – Так скоро? Я думал, пройдет еще много лет… – Он взял себя в руки и медленно кивнул: – Конечно. Конечно.
Дважды глубоко вздохнув, он уставился на свои руки, словно желая убедиться, что они еще на месте. А когда снова взглянул на водянистые звезды, лицо казалось одновременно потрясенным и тоскливым. Обернувшись к Мейкпис, он вымучил улыбку:
– Тебе лучше войти и попросить пирога. Побыть королевой, если сможешь.
С этими словами он последовал за Молодым Кроу.
Глава 12
Перед лицом Мейкпис стояла понурая фигура сэра Томаса, но она не могла долго о нем задумываться. И так чересчур много времени потеряно! Она поспешила в часовню. Дверь тихо открылась, и, к ее удивлению, оказалось, что внутри зажжена пара свечей. Вероятно, кто-то молится в часовне в этот час. И никаких следов Джеймса.
Мейкпис решила подождать в надежде, что не пропустила свидание.
Даже через два с половиной года при виде сверкающей часовни ей становилось не по себе. Недаром в Попларе ей вбивали в голову, что Господь пожелал, чтобы церкви были скромными. Поэтому она была напугана и потрясена статуями, картинами и запахом ладана в часовне Гризхейза. Свою первую службу она просидела, охваченная ужасом, что попала в гнездо католиков и, возможно, пойдет прямо в ад.
– Не думаю, что Фелмотты – католики, – сказал как-то Джеймс, пытаясь ободрить ее. – По крайней мере, не думаю, что они считают себя католиками. Для них это просто… что-то вроде старого способа ведения дел.
Теперь Мейкпис больше не была уверена, что попадет в ад. Часовня Фелмоттов была такая монументальная и древняя. Трудно спорить с тем, на чьей стороне века.
По воскресеньям Фелмотты сидели на высокой галерее в глубине часовни, куда из их покоев вел специально выстроенный коридор.
«Они уже ближе к небесам, чем все мы, – часто думала Мейкпис. – Возможно, заключили договор с Богом, как недавно с королем. И может быть, когда придет Судный день и будут сняты все семь печатей Апокалипсиса, Господь похлопает Фелмоттов по спине и, подмигнув, пропустит в рай».
Но Мейкпис не могла надеяться на такие милости. И потому читала про себя молитву мятежницы собственного сочинения: «Отец Всемогущий, когда мой прах возвратится в землю, не бери меня в свой дворец из золота и жемчуга. Позволь уйти туда, куда уходят звери. Если в твоей обители есть лес, где бегают, воют и поют звери и птицы, позволь бегать, выть и петь с ними. А если они обращаются в ничто, дай мне присоединиться к ним, подобно мякине на ветру».
Дверь скрипнула. Мейкпис встрепенулась. Но сердце тут же упало. Это был не Джеймс. Она увидела обоих Кроу, Молодого и Старого, помогавших лорду Фелмотту войти в часовню. За ними шествовали леди Эйприл и сэр Мармадьюк. В нескольких шагах от них следовал сэр Томас.
Мейкпис нырнула вниз и скорчилась за надгробием. Мысли лихорадочно метались. Почему все они здесь? Неужели что-то подозревают?
– Я думал, мы согласились, что ничего не стоит предпринимать, пока все не закончится, – объявил сэр Томас. – Я не готов…
– Твои дела всегда должны быть в порядке, – перебил отец. – Ты это знаешь. Верно, мы намеревались пережить этот период обычным манером, но в последнее время события происходят слишком быстро. Король упустил свой шанс захватить Лондон, а это означает, что нелепая война продолжится дольше, чем ожидалось. Поскольку нашей семье необходимо процветание даже в такие времена, мы должны действовать свободно и быстро. Лорд Фелмотт не должен быть прикован к кровати.
– Неужели все это должно произойти сегодня утром? – спросил сэр Томас. – Неужели мы не можем позволить моему сыну насладиться этим вечером и снова поговорить об этом завтра?
– Вся семья в сборе, и нет никаких веских причин для проволочек.
Мейкпис услышала, как дверь открылась и снова закрылась. До нее донесся голос Саймонда:
– Отец, это правда?
Голос звучал спокойно. Пожалуй слишком спокойно.
– Погоди, Саймонд, давай ненадолго отойдем, – велел отец.
К досаде Мейкпис, тихие шаги приблизились к надгробию и остановились совсем близко от ее укрытия.
– Они пощадят тебя? – Голос Саймонда был сдержанным, ровным, каждое слово звучало отчетливо. – Они уже решили?
– Сам знаешь, они ничего не могут обещать. – Обычно прямой сэр Томас сейчас выражался уклончиво. – Всегда существуют риски, а места не слишком много.
– Ты обладаешь полезными для семьи умениями и знаниями! Им известно о твоих исследованиях в области навигации и астрономии? Приборах в твоей комнате, астролябиях и карманных часах?
– Ах, мои бедные игрушки… – грустно усмехнулся сэр Томас. – Увы, вряд ли они произведут большое впечатление на семью. Саймонд, чему быть, того не миновать. На все воля Божья. Я был рожден для этой участи. Готовился к ней всю свою жизнь. Что бы ни случилось, это наследие – мой долг и моя привилегия.
– Мы готовы идти к тебе, Томас, – объявила леди Эйприл безжизненным, четким голосом.
Судя по шагам, все пятеро Фелмоттов перебрались на другой конец часовни, поближе к алтарю. Ножки стульев заскребли о каменный пол. Леди Эйприл принялась произносить что-то нараспев тихим стальным голосом. Слова звучали торжественно, подобно псалму или заклинанию.
Мейкпис уселась, обняв колени. Холод каменных плит и мрамора за спиной просачивался в тело. Вскоре заныли все кости. Ей казалось, что каждая резная фигура, каждая мемориальная плита, каждое геральдическое изображение на оконных витражах дышат холодом.
Происходило что-то. Нечто убийственно тайное. Что случится, если ее обнаружат или сюда вторгнется Джеймс и его поймают?
Теперь голос леди Эйприл был не единственным звуком. По часовне пронеслись шепотки, слабые, как треск рвущейся паутины. Они шуршали и перекатывались волнами. Потом Мейкис услышала человеческий хрип, сопровождаемый долгим сдавленным клокотанием.
Тут Мейкпис не выдержала и подняла голову ровно настолько, чтобы подсматривать. Сэр Томас и лорд Овадия сидели рядом на деревянных, похожих на троны стульях. Овадия ссутулился и почти сполз со стула. Челюсть его бессильно отвисла. Сэр Томас выгнул спину, словно одолеваемый судорогами. Глаза и рот были широко раскрыты. На глазах Мейкпис из уха Овадии медленно вытекло что-то темное. Какое-то мгновение оно пульсировало и подрагивало, потом метнулось к лицу сэра Томаса и исчезло в его разверстом рту. Он сдавленно каркнул. Лицо перекосил спазм, похожий на отражение во взбаламученной луже. Еще две струйки теней начали сочиться из глаз Овадии.
