Он продемонстрировал Мейкпис несколько рисунков. Гравюры с изображениями приспешников колдунов. Видела ли она что-то подобное в Гризхейзе?
Черный заяц в прыжке. Грубо намалеванная рыба с женским, перекошенным гримасой лицом. Корова со змееподобным, закрученным спиралью хвостом. Покрытая щетиной лягушка размером с ребенка, которую кормят кровью с ложки.
– Нет, – выдохнула Мейкпис. – Нет.
И все это время медведь, созданный из тени и ярости, шевелился в ее сознании, желая встать на задние лапы и посшибать головы врагов.
– Нет, – повторила она.
Люди в черном решили, что она говорит с ними.
«Еще рано, медведь».
Ее отвели в камеру и оставили в темноте. Но стук продолжался. Люди в черном намеревались лишить ее сна и отнять волю. Теперь она это понимала.
Жажда была еще хуже голода. Голова болела, а рот был словно набит глиной.
Когда закончилась эта бессонная ночь, когда птичья песня подсказала Мейкпис наступление утра, к ней пришел Саймонд.
Очевидно, он был доволен, увидев ее скорчившейся в углу комнаты – живую картину злосчастья. Он картинно поднес к лицу носовой платочек, чтобы не вдыхать спертый воздух чулана.
– Я думал, ты будешь готова говорить. Но ты явно наслаждаешься отдыхом. Возможно, мне следует уйти и вернуться через пару дней.
– Нет! – вскрикнула Мейкпис таким жалобным и пронзительным голосом, какой только могла изобразить. – Не уходи! Я скажу! Скажу, где спрятала…
– Тсс! – Саймонд быстро закрыл и запер дверь. – Говори потише!
Как и надеялась Мейкпис, он пересек комнату, чтобы слышать ее шепот. И только в последний момент заметил, как она напряглась. Но прежде чем успел среагировать, она уже вскочила. Медведь учуял запах Саймонда. Саймонд пах метко пущенными камнями, волочащимися цепями, кровью и жестокостью.
Мейкпис позволила медвежьему реву вырваться из глотки, зная, что он эхом пронесется по лесам. Она ударила Саймонда по лицу, опрокинув навзничь. Он ударился головой о стену и, оглушенный, сполз на пол. Мейкпис схватила Саймонда за воротник. Ей вдруг захотелось сломать ему шею. Но она вспомнила себя и свой план.
«Сейчас, Морган!»
На нее нахлынуло короткое ознобное ощущение, словно из ушей вынули кусок влажной марли. Дымчатая гибкая тень вилась по ее руке к лицу Саймонда.
Послышались приглушенные крики, кто-то попытался вышибить дверь. Призрак Морган достиг рта Саймонда и был втянут внутрь при вздохе за полсекунды до того, как дверь с треском и грохотом подалась.
Вновь прибывшие сумели оторвать Саймонда от Мейкпис и выволочь из комнаты. У них хватило ума не пытаться усмирить ее прямо сейчас. Только когда на подмогу примчались еще двое, они вчетвером вернулись в чулан, набросили ей на голову одеяло и связали веревками. Позже, решив, что она немного успокоилась, ее потащили к предводителю. Но оставили связанной, поскольку искренне питали суеверное почтение к силам зла.
– Ты не оставляешь мне выбора, – заявил человек в черном.
– Вы можете меня отпустить, – возразила Мейкпис с неожиданной дерзостью. – Я хотела одного: чтобы меня оставили в покое. Отпустите меня, и, клянусь, я никому не причиню зла.
– Сама знаешь, что этого я сделать не могу, – покачал он головой. – Такая сила, как твоя, может быть получена только из источника зла и приведет только ко злу. Мы должны спасти тебя и спасти от тебя других.
На твоих руках следы ожогов, – продолжал он, подавшись вперед и сцепив пальцы, – от горшков и котлов. Это такая боль, когда дюйм твоей кожи горит, пусть и секунду! Но представь, что твою руку приложат к раскаленному котлу на десять секунд. Не на одну. Представь ту муку, которую будешь терпеть не десять секунд, а минуту, когда не отодвинуться и ничего нельзя сделать, кроме как наблюдать постепенно чернеющую кожу.
Теперь представь жгучие страдания, пронизывающие каждый клочок тела, продолжающиеся неделю, год, жизнь, миллионы жизней. Представь отчаяние от осознания того, что эта и тысяча других пыток никогда, никогда не закончатся. Представь скорбь от осознания того, что ты могла узнать истинное счастье, но променяла его на вечность ужаса.
Это и есть ад.
На руках и плечах у Мейкпис выступили мурашки. Что-то в этом человеке напоминало ей попларского священника. Его вера была свирепой, как лезвие ножа. Но скорее ранила окружающих. Не его самого.
– Возможно, будет высшим проявлением доброты, – продолжал он, – если я подержу твою руку в пламени свечи, чтобы дать ощутить вкус страданий, которые ты можешь претерпеть, если не отторгнешь зла. Лучше потерять руку, чем душу.
– В Библии говорится, что мы узнаём дерево по плодам, которое оно приносит, – ответила Мейкпис чуть резче, чем намеревалась. – Если вы сожжете мою руку, что я буду о вас думать?
– Иногда страдание – величайшее благо, – спокойно ответил охотник за ведьмами. – Ребенка учит не только книга, но и розга. Скорби наших жизней наставят и очистят нас.
– Господь да пошлет вам много милостей, – пробормотала Мейкпис так тихо, что он не услышал.
– Видишь ли, тебя, пожалуй, можно спасти. Разве не хочешь снова быть чистой и свободной? Разве тогда твоя душа не будет петь?
Мейкпис долго молчала, делая вид, будто обдумывает его слова, после чего разразилась сдавленными всхлипами, которые, как она надеялась, были убедительными.
– Конечно, будет, – пролепетала она. – О, если бы только это было возможно! Во мне сидит демон – это правда, но я никогда не просила об этом! Думаю, Фелмотты наслали его, чтобы преследовать меня.
– Но зачем им это?
– Потому что я… – Мейкпис снова опустила глаза и позволила себе заикаться: – Я… ук-крала у них одну вещь, к-когда сбежала. Есть такой кусок п-пергамента, который для них ценнее золота. Поэтому я взяла его с собой, решив посмотреть, смогу ли продать. Но, когда заглянула в него, испугалась. В нем затейливыми буквами было написано о том, что семья якшается с призраками. Внизу стояли подпись короля и восковая печать величиной с конский каштан.
– Уверена?
Вся кровь отхлынула от лица допросчика. В глазах сверкало восторженное и одновременно паническое выражение рыбака, который подцепил на крючок целого кита вместо форели и теперь должен вытащить его на берег.
– Королевская подпись? Где сейчас этот пергамент?
– Я послала его подруге и попросила сохранить, – как ни в чем не бывало солгала Мейкпис.
– Куда?
– В Оксфордшир. Это недалеко от Брилла.
Лицо человека в черном мгновенно омрачилось. И Мейкпис прекрасно знала почему. Брилл находился в опасной зоне. Между двумя армиями. Но она по его лицу видела, что он взвешивает степень риска и решает, стоит ли игра свеч. Документ, доказывающий связь короля с колдунами!
