Мейкпис с упавшим сердцем слушала рассказ женщины, слишком поздно сообразив, что никто из призраков, с которыми она имела дело, не причинял разрушений, видимых всем и каждому. Они атаковали ее разум, но никогда и чашки не разбили. Ей подумалось, что, возможно, это была обычная кабацкая драка. Она украдкой бросила взгляд на изнуренное, хитрое лицо хозяйки. «Возможно, она сама все натворила, а теперь рассказывает, что это проделки призрака, чтобы любопытные приходили сюда и покупали спиртное».
Хозяйка подвела Мейкпис к двум мужчинам, мрачно прихлебывавшим из кружек. Оба были худыми и тощими, с продубленной солнцем кожей. Явно не местные и, судя по валявшимся у ног узлам, бродяги.
– Пришла послушать насчет призрака, – пояснила женщина, кивнув в сторону Мейкпис. – Вы можете рассказать об этом, так ведь?
Мужчины переглянулись и дружно насупились. Похоже, вряд ли эта история добавит им хорошего настроения!
– Она купит нам выпивку? – спросил тот, что повыше.
Хозяйка, вскинув брови, уставилась на Мейкпис. Чувствуя подступающую к горлу тошноту и еще больше уверенная в том, что ее надувают, Мейкпис рассталась со второй монетой, и хозяйка поспешила принести еще эля.
– Оно появилось из темноты. Видишь это? – Бродяга, что повыше, протянул руку, обмотанную грязным, запятнанным кровью платком. – Располосовало куртку моего друга и так шмякнуло меня об стену, что мозги едва не вышибло. И нашу скрипку разбило.
Он взмахнул скрипкой, выглядевшей так, словно на нее наступили.
– Мистрис Белл называет его призраком, но я вот что скажу: это дьявол. Невидимый дьявол.
Его гнев казался достаточно искренним, но Мейкпис по-прежнему не знала, стоит ли ему доверять.
«Для тебя все невидимое, особенно если пьян в стельку», – подумала она.
– Оно что-нибудь говорило? – Мейкпис невольно вздрогнула, вспомнив тягучий голос то ли из сна, то ли кошмара наяву.
– Только не нам, – сказал тот, что пониже, протянув кружку вернувшейся с кувшином эля хозяйке. – Оно истолкло нас, словно в ступе, а потом ушло туда. – Он показал на болота. – А по пути сбило столб.
Мейкпис осушила кружку и собралась с духом.
– Смотри под ноги, куколка! – завопила хозяйка, увидев, как Мейкпис перебирается через перелаз, откуда начинались болота. – Порой тропинки выглядят надежными, но могут выскользнуть из-под ног. Нам бы не хотелось, чтобы и твой призрак вернулся сюда!
Шорох и хруст шагов громко отдавались в ушах Мейкпис, когда она шла по болотам. Девочка вдруг поняла, что не слышит пения птиц. Только сухую музыку шелестевшего от ветра тростника да бумажный шепот редких молодых тополей, листья которых на ветру переливались тусклой зеленью и серебром. На нее снизошло удивительное спокойствие, но в то же время появился страх, что она снова совершает ужасную ошибку.
Мейкпис нервно оглянулась, и ее пробрала дрожь. Оказывается, она отошла от постоялого двора на довольно большое расстояние. Девочка ощущала себя маленькой, отвязавшейся от причала лодочкой, которую уносит в море. И тут застывшую на месте Мейкпис неожиданно ударило и захлестнуло невидимой волной. Ощущение. Нет, запах. Крови, осеннего леса и старой влажной шерсти. Запах несильный. Он покалывал и задевал сознание едва заметно, подобно вздоху. Наполнял чувства Мейкпис, туманил зрение и вызывал тошноту.
«Призрак, – пришла беспомощная мысль. – Призрак».
Но это было совсем не похоже на холодные, ползучие атаки призраков, которых она помнила. Это существо не пыталось процарапаться в нее, – просто не знало, что она здесь. И двигалось ощупью: горячее, устрашающее, ничего не сознающее.
Мир поплыл перед глазами. Сейчас Мейкпис вряд ли давала себе отчет, кто она и где находится. Ее поглотили воспоминания, ей не принадлежавшие.
Солнце жалило. Душила вонь опилок. Губу разрывала ужасная боль, и никак не удавалось облечь мысли в слова. В ушах стоял жужжащий гул и жесткий, ритмичный, глухой стук. И с каждым ударом кто-то больно дергал ее за губы. Когда она попыталась ускользнуть, раскаленный нож боли ударил по плечам. Она горела яростью, рожденной страданиями.
Волна улеглась, и Мейкпис съежилась. Окружающий мир все еще пылал солнечным светом, выбивая в голове барабанный ритм и по-прежнему вызывая тошноту. Зрение затуманилось. Девочка неуклюже шагнула вперед, пытаясь обрести равновесие, но почувствовала, что нога заскользила по влажной неровной почве. Мейкпис скатилась с тропинки и растянулась в тростниках, едва ощущая боль от царапин на лице и руках. Потом привстала, наклонилась, и ее стало рвать, снова и снова, пока едва не вывернуло наизнанку.
Голова постепенно прояснилась. Странная боль стихла. Но она осознала, что все еще ощущает какой-то запах, смешанный с удушливой вонью. И жужжание по-прежнему не унималось. Но теперь звук был иным. До того он казался слабой, скребущей сердце музыкой, теперь же превратился в гул насекомых. Гудение десятков крошечных крыльев.
Неловко поднявшись на ноги и раздвинув тростник, Мейкпис направилась дальше. Дорога шла под горку. С каждым шагом почва становилась все более мягкой и вязкой. Очевидно, она не единственная проходила здесь. Повсюду сломанные стебли тростника, вмятины в грязи… А чуть дальше – что-то распростертое в заросшей канаве. Что-то темное. Что-то размером примерно с человека.
Мейкпис ощутила, как переворачивается желудок. Она ошибалась. Во всем. Если это тело, значит, призрак вовсе не мать. Возможно, Мейкпис только что нашла жертву убийства. И вполне вероятно, убийца прямо сейчас наблюдает за ней. Или это просто путник, сраженный свирепым призраком и нуждающийся в помощи. Нет, она не могла бежать, хотя каждый нерв в ее теле требовал убраться поскорее. Девочка подошла ближе, слыша, как чавкает под ногами грязь. Существо было темно-коричневым и большим, оно вздымалось горой, и его облепили тучи блестящих черно-зеленых мух.
Человек в меховой куртке?
Нет.
Теперь Мейкпис лучше разглядела непонятную фигуру. Наконец-то она поняла, что это такое. И на пару секунд почувствовала облегчение. Но тут же ее захлестнула тяжелая волна грусти, подавив страх и отвращение. Даже смрад. Гибким движением девочка присела рядом с лежавшим, прикрыла рот носовым платочком и очень нежно провела рукой по темной, мокрой фигуре.
Ни признака жизни. Грязь вокруг была изрыта – очевидно, результат слабых попыток выбраться из канавы. А на трупе краснели кровоточащие ссадины с пожелтевшими краями, похоже оставленные цепями и кандалами. Девочка с трудом могла смотреть на разорванную пасть – разверстую рану и ручеек засохшей крови. Она знала: у нее все еще есть душа. И душу жег огонь.
Мейкпис добралась до заднего двора «Ангела», с ног до головы перепачканная болотной жижей и исцарапанная колючим шиповником. Но ей было наплевать. На глаза попалась маленькая деревянная табуретка – вполне подходящее оружие. Мейкпис схватила ее, слишком обозленная, чтобы почувствовать тяжесть.
