– Еще бы. Вот сейчас уже вспоминаю.
– Мы сразу к нему.
– Ты хотела получить его автограф.
– Да, но у меня при себе были только зачетка и проездной. Ну, он и расписался в зачетке.
– Ну как же! Помню. Он расписался там, где зачеты.
– Предмет «Дистилляты и производные», фамилия, оценка: «отлично». А тут сегодня ловит секретарша и объявляет: «Пани Эва, обязательно зайдите к директору». Я – ради бога, потому как совершенно забыла об этом автографе. Вхожу в кабинет, а там рядом с директором Оточак, который преподает дистилляты. Брови грозно нахмурены. Первое слово ему. «Кто вам поставил зачет? Ведь вы еще даже не написали курсовую». Я пыталась объяснить, но Оточак дико взъярился: «Это преступление! А знаете ли вы, чем чревата подделка подписи?»
– Бог ты мой! Нет, я открою еще одно пиво. И ты что?
– Я подумала: это конец. Но не валяться же мне у него в ногах. Я решила держаться с достоинством. И вот, глядя Оточаку в глаза, я, значит, рапортую: «Раз это преступление, то, наверно, расстрелом». Директор усмехнулся и говорит: «Пан доктор, я хотел бы поговорить со студенткой лично. Вы не оставите нас на минутку?» Оточак, бросив мне убийственный взгляд, вышел. А директор спрашивает: «Пани Эва, что там за недоразумения с этой подписью?» Я учуяла какое-то дуновение симпатии и объясняю: «Я поспорила с подругами, что если в течение часа мы встретим какого-нибудь артиста, то я к нему подойду и попрошу расписаться в зачетке. Не моя вина, что пан Петр вписал мне этот предмет. Ничего не поделаешь, за дерзость надо расплачиваться», – закончила я.
– С этим спором ты немножко перехватила.
– Немножко да, – согласилась Эва.
– А что директор?
– Спросил: «Пани Эва, сколько вам лет?» Я ему: «Восемнадцать уже исполнилось. Можете спокойно назначать мне свидание». Он только обвел меня взглядом и говорит: «Сделаем так. Я на эту историю закрою глаза. А вы напишете заявление о переводе вас в другую группу, потому что доктор Оточак скорей удавится, чем поставит вам зачет». – «А как мне вас отблагодарить?» – спрашиваю я. «Я над этим подумаю. Если что-нибудь придумаю, вы узнаете первая».
– И что теперь?
– Остается ждать. Может, я успею прежде защититься, – сказала Эва. Но как-то без всякой уверенности.
– Послушай, подруга, не хочу тебя расстраивать, но припомни, что выпало тебе дальше. Неприятности с брюнетом из-за шутки, а потом большие огорчения из-за большой любви.
– Тебе обязательно нужно довести меня до стресса? – Эва принялась сосать кончик большого пальца. Она всегда так делает, когда обеспокоена.
– А директор-то красивый?
– Примерно как твой Губка.
– Ты же всегда говорила, что красота – это не самое главное. Хорошо, хорошо, больше не буду. В крайнем случае перейдешь в другой институт.
– В третий раз?
– А может, предсказание не исполнится.
– Пока что все исполняется.
– Послушай, Эва, – оживилась я, – это же значит, что Рафал позвонит! И что мы встретимся!
14.04. Только вот когда мы встретимся? И когда он, черт бы его драл, позвонит?
17.04. Весна, а у меня, как обычно, депрессия. Снова пошла на прием к Губке.
– Я только за рецептом, – уже с порога объявила я, – так как вижу, что у вас полно работы.
– Приветствую, Малинка. Что на этот раз?
– То же самое, весенний упадок настроения. Лежу в постели, гляжу в потолок и беспрерывно думаю о сладостях. Словом, депрессия. Потому и пришла к вам за килограммом прамолана.
– Прамолан, – задумался он, рассматривая ногти на левой руке, – хорошее, проверенное лекарство, но, быть может, мы попробуем что-нибудь новенькое?
– Можем попробовать, – пожала я плечами, – лишь бы не продукцию «Черного Тигра».
– О боже! Даже не вспоминай, – схватился за голову Губка. – Как подумаю, что я мог тебя загубить…
– Ну, сразу уж и загубить. Просто я немножко побегала по стенам. По крайней мере, у бабушки генеральную уборку произвела. А сейчас… Мне рукой неохота шевельнуть, не то что метлу взять.
– Погоди. Вот начнешь сейчас принимать флуоксетин…
– Прозак? – удостоверилась я. Губка кивнул. – Отлично. На праздники мне будет в самый раз чего-нибудь покруче. Нутром чувствую, что будет нелегко.
25.04. И было. Во-первых, по причине Рафала. Он уже не позвонит, потому что дело, которое у него было ко мне, отпало. Это все, что я могла вытянуть из Иолы. Она опять его встретила (почему всегда она?). Он вновь спрашивал про меня. Иола напомнила ему о звонке: «Ты собирался ей позвонить». – «Это уже неактуально», – ответил он, но развивать тему не стал.
Что и почему неактуально? Стоит ли мне жалеть, что я послушалась Эву? Может быть, если бы я ему позвонила, мы снова были бы вместе? Я думала об этом все праздники. Изводила себя, расстраивалась. Не помог даже прозак, тем более что возникла еще неприятность в обличье папаши. Я знала, что он опять все напортит. Знала, едва он к нам вернулся.
Возвращение блудного отца
– Хеня, я всего лишь задала тебе вопрос, – промолвила бабушка. – Не надо сразу устраивать истерику.
– Но я хочу!!! – взвизгнула мама.
Если бы папаша ее сейчас увидел… К сожалению, он отправился в Германию за своими шмотками. Я сидела в комнате Ирека. Мы подслушивали бабушкины попытки поговорить с мамой. Ей тоже не понравился план с возвращением папаши.
– Ну хорошо, поплачь, поплачь, – сдалась бабушка.
– Благодарю за разрешение. – Мама высморкалась в платочек.
– Бабушка не хочет тебе ничего плохого, – выглянул из комнаты Ирек. – Просто мы все беспокоимся. Отец однажды уже оставил тебя без гроша…
– А сейчас у него есть шанс восполнить это! Знаешь ли ты, что чувствует одинокая женщина с двумя детьми?
– Не очень, у меня нет детей, – отвечал Ирек.
– Не знаешь, – продолжала мама, – и даже представить себе не можешь. Борьба за выживание, помощи ниоткуда, поддержки никакой нет. Мать, которая не понимает тебя.
– Вот это-то как раз я могу себе представить, – пробурчал братец и быстренько ретировался в спальню.
К счастью, мама, всецело под впечатлением трагической картины своей одинокой жизни, не уловила намека.
– И с мужчинами мне не везло. Сперва Марек, научный сотрудник, а в свободное время художник. – Слово «художник» мама произнесла с нескрываемым презрением. – Но главное, жуткий кобель. Стоило ему увидеть юбку, и он сразу пускал слюни, что твой боксер. Но если бы дело кончалось только слюнями. Возвращаюсь я как-то домой, а он в кухне с Кабатовой. Он в моем переднике, а эта толстуха лежит в одних босоножках на столе на кухонной доске и вся в муке. Рядом скалка.
