– Вчера вечером позвонила Гвиндер, – сказала Дейдра. – Надо ехать, если я хочу успеть попрощаться.
– А ты хочешь?
– В этом-то все и дело. Я попрощалась так давно, что нынешнее прощание кажется мне каким-то лишним.
– Ясно. Мне кажется, я тебя понимаю.
– Я никак не могу понять, почему так активно сопротивляюсь возможности увидеть ее в последний раз – из-за злобы, обиды или полного отсутствия сострадания?
– Возможно, все вместе. Или ни то, ни другое, ни третье. Может быть, это просто отсутствие желания. Она ведь, по большому счету, не была тебе матерью. Она родила тебя на свет, но на этом практически все и закончилось. Для всех для вас, включая брата и сестру.
– Мне бы очень хотелось быть такой же, как Гвиндер. Чтобы смотреть на мать просто как на человека, который сделал все, что мог, но мне никогда не удавалось себя в этом убедить.
– Сомневаюсь, чтобы хоть кто-то из знающих все обстоятельства стал с тобой спорить, не говоря уже о том, чтобы бросать в тебя камни, если ты решишь не ехать.
– Но ведь дело еще и в моем имени, Томми. Я имею в виду мое настоящее имя. То, которое она дала мне при рождении, как будто видела будущее.
– Ах да. Эдрек
[163], – сказал Линли. «Эдрек – значит раскаяние». Это имя, так же как сам факт ее рождения на придорожной площадке отдыха в Корнуолле и как ее детство, проведенное в доме на колесах на берегу реки, из вод которой ее папаша собирался добывать олово, чтобы заработать на жизнь, было частью ее прошлого, с которым Дейдра рассталась в тот момент, когда она, и ее брат, и сестра были отобраны у родителей. Речь шла о полном пренебрежении родительскими обязанностями: они не ходили в школу, у них не было медицинской страховки, жили они в жутких условиях, носили давно не стиранную одежду, их волосы, полные вшей, сбились в колтуны, а зубы качались и уже начали гнить. Томас хотел сказать ей, что она ничего никому не должна, несмотря на то что ее мать умирает. Но дело было в ее имени – Эдрек – и в том, что она будет чувствовать, если не совершит это последнее усилие, чтобы окончательно избавиться от своего прошлого.
– Мне очень хотелось бы, чтобы ты был сейчас рядом, – раздалось в трубке.
– А это еще почему? Я ведь вроде никудышный советчик.
– Зато ты отличный компаньон. Я бы попросила тебя поехать со мной. Просто чтобы ты был рядом.
– Ах вот как… Что ж, в настоящий момент это невозможно. Я, кажется, сам себя загнал в угол, и если не разберусь со всем этим, то дальше буду заниматься только прогулками в Пензансе
[164]. Или патрулировать вместе с Барбарой улицы Бервика-на-Твиде. В любом случае, что бы ты ни решила, ехать тебе придется одной. Но мысленно я буду рядом. Позволь мне сказать тебе, что все эти вещи – те, которые на нас давят, – лучше всего отбросить куда подальше, если появляется такая возможность. Вот как-то так. Мне жаль, но сейчас ты находишься именно в такой ситуации. Надеюсь, что ты не жалеешь о том, что позвонила.
И опять повисла пауза. Довольно длинная. На мгновение Линли показалось, что их разъединили. Он даже позвал ее.
– Ах да. Да. Я здесь, – отозвалась Дейдра. – Просто задумалась.
– Ехать или не ехать?
– Совсем нет. В Корнуолл я точно еду.
– Тогда о чем?
– Я задумалась о том, буду ли когда-нибудь жалеть о том, что позвонила тебе, Томми.
– Боюсь спрашивать…
– Не буду. То есть не буду жалеть. Чем бы все это ни закончилось.
Они разъединились, и Линли какое-то время сидел на единственном в номере стуле перед узким столом, который он использовал как рабочий. Инспектор внимательно прислушался к мерному стуку своего сердца и задумался о том, что для человека может значить решение полюбить вновь после страшной потери.
Он все еще держал телефон в руках, поэтому, когда тот зазвонил вновь, Томас ответил, даже не посмотрев, что это опять звонит Изабелла.
– Что-нибудь нашли? – спросила она, не тратя время на приветствие.
Линли не стал спрашивать, что она имеет в виду, и не стал пытаться подсластить пилюлю, что, возможно, сделал бы, если б только что не поговорил с Дейдрой и не услышал, что она хотела бы, чтобы он был рядом с ней во время поездки в Корнуолл, – а это, естественно, было невозможно.
– У Йена Дрюитта был мобильный, – сказал он прямо в лоб. – И машина. Мы нашли и то и другое. А еще выяснили, что заместитель главного констебля Вестмерсийского управления полиции – мать того мальчика, которого ты допрашивала. Они вместе с патологоанатомом, производившим вскрытие тела Дрюитта, входят в одну группу пилотов-планеристов. Но это так, кстати. Кажется, все они на паях владеют планером. Так вот, заместитель главного констебля – ее зовут Кловер Фриман – позвонила сержанту, отвечающему за полицейских общественной поддержки, и велела доставить Дрюитта в участок для допроса. Все это говорит только об одном: Барбара была права, когда писала отчет, который ты заставила ее изменить.
Какое-то время Изабелла молчала, по-видимому обдумывая услышанное. И то, что она делает это именно сейчас, здорово разозлило Линли.
– О чем ты, черт возьми, думала, когда велела Барбаре изменить отчет? – спросил он. – Вас послали сюда…
– Не смей учить меня, как надо работать! – рявкнула суперинтендант.
– …для того чтобы вы выяснили, как КРЖП проводила расследование смерти в полицейском участке, и именно это и пыталась сделать Барбара. У нас есть девятнадцатидневный провал между звонком, ставшим причиной ареста, и самим арестом, Изабелла, и, как нам удалось выяснить, никто не пытался выяснить хоть что-нибудь про жизнь Дрюитта, а это значит, что никаких причин для его ареста не было. Именно это и пыталась сказать Барбара, так какого дьявола ты заткнула ей рот?
– Мы приехали в Ладлоу с единственной целью – выяснить, как КРЖП вела расследование после смерти Дрюитта, а не до. И именно это мы и сделали. Все остальное не имеет значения.
– Ты что, с ума сошла?
– Как ты смеешь разговаривать со мной в таком тоне? Ты что о себе возомнил…
– Это мы уже слышали, Изабелла. Так что советую тебе сменить пластинку. И задуматься вот о чем: в гостиницу для встречи с нами приезжал Клайв Дрюитт. Он знает, что во время разговора с ним ты была пьяна. От тебя несло перегаром. И если он сказал об этом мне, ты же не станешь думать, что он не сказал этого своему члену Парламента? А что сделает с этой информацией член Парламента… – Инспектор замолчал, чтобы дать ей время подумать.
– Здравствуйте, приехали, – почти прошептала Изабелла и добавила изменившимся голосом: – И что же теперь будет, а? Ты ведь об этом думаешь, Томми, угадала?
