Он не стал этого отрицать, потому что действительно думал о чем-то похожем. И в то же время Линли испытывал то чувство сострадания, которое может испытывать только человек, уже видевший нечто подобное.
– Изабелла, послушай меня. Не ты первая, не ты последняя, – начал Линли. – Если б все было так просто, то люди в твоем положении – которые уже почти все потеряли – просто останавливались бы. И ты остановилась бы, потому что уже потеряла своих сыновей, которых любишь, и своими собственными руками разрушила свою семейную жизнь. А сейчас очень велика вероятность того, что ты потеряешь работу. В какой-то момент ты это поймешь. Но даже тогда не избавишься от этого чудовища, и если только решительно не сбросишь его с себя – чего бы тебе это ни стоило, – то умрешь. Ты это понимаешь? Хоть чуточку?
– К чему все эти драмы, Томми? Я не такой уж конченый человек. Это ты считаешь, что я стою на самом краю, но это не так. Я стою вовсе не там.
Томас поднял глаза к потолку, к небу, к тому существу, которое могло бы до нее достучаться. Из своего личного опыта, из опыта того, что происходило в его собственной семье, он знал, что единственным человеком, способным достучаться до Изабеллы Ардери, была сама Изабелла Ардери. А произойдет это только тогда, когда она будет по горло сыта тем бардаком, который устроила из своей жизни.
– Надеюсь, что сегодня утром мы поговорим с ПОПом, – сказал инспектор. – Мы пытались найти его вчера, но тщетно. Барбара наговорила ему послание, но не получила ничего, кроме записки на рецепции. С Финнеганом Фриманом мы тоже собираемся встретиться. Что ты можешь о нем сказать?
– Он играет в «мальчика из низов, который ухватил жизнь за бороду», – здорово копирует акцент, – и имеет жуткую привычку говорить с набитым ртом. В моем случае рот был набит буррито. Твердо стоит на том, что Йен Дрюитт ни в чем не виновен.
– Интересно, правда? Он знал Дрюитта, а арест последнего был инициативой его собственной матери.
На какое-то время суперинтендант замолчала. Линли знал – Изабелла прекрасно понимает, что она умудрилась упустить из-за желания как можно скорее покончить с Ладлоу. И упоминать об этом еще раз не имело никакого смысла.
– Что ж, удачной охоты, Томми, – сказала наконец Ардери. – Может быть, тебе удастся вытрясти из ПОПа еще что-то. Барбара была права. Теперь я это понимаю.
«Это первая обнадеживающая фраза за все утро», – подумал инспектор. После этого разговор завершился. Впереди их ждали заботы нового дня.
Ладлоу, Шропшир
Рабия Ломакс уже давно поняла, что утренняя пробежка здорово прочищает мозги и отлично готовит к новому дню. Эта привычка появилась у нее в трудные годы взросления ее двух сыновей. Встав до рассвета и находясь на утренних улицах, она забывала об алкоголизме Дэвида – который все время говорил, что просто «экспериментирует», – и об увлечении Тима марихуаной. Тогда Рабия говорила себе, что это время принадлежит только ей, а к сыновьям и их трудностям она вернется позже.
Выйдя из дома наутро после вторичного визита представителей полиции Метрополии, миссис Ломакс изменила свой привычный маршрут. Обычно в пробежку включалась Брэдуок, грунтовая дорожка, проходившая под зарослями ольхи и древними липами и ведущая к высокому берегу реки Тим. Эта тропка шла от Нижней Динхэм-стрит и до самого Ладфорд-бридж, так что по утрам с нее можно было наслаждаться приятными видами древних городских крыш, освещенных первыми лучами восходящего солнца. Но сегодня ей необходимо было попасть в Тимсайд, поэтому она направилась в сторону Сент-Джулианз-Уэлл.
Рабии хотелось взглянуть на дом, в котором живет Дена Дональдсон. Накануне вечером она пообщалась со своей внучкой, и совершенно неожиданно разговор перешел на Динь.
Рабия не любила врать. Она всегда придерживалась мнения, что лучше говорить правду и тогда не запутаешься во лжи. Однако во время первого визита полицейских из Мет ей пришлось солгать – правда, сделала она это под давлением обстоятельств. А вот то, что ей пришлось соврать во второй раз, могло, по ее мнению, плохо отразиться на жизни ее самой и ее близких.
Поэтому после того, как детективы ушли, Рабия обдумала все возможные сценарии развития ситуации и пришла к выводу, что ей необходимо позвонить Миссе. Первый раз она не позвонила ей потому, что, как ей показалось, в этом не было никакой необходимости. Кроме того, в семье придерживались философии, что «не стоит будить лихо, пока оно тихо», и сама Рабия всегда ей следовала, надеясь на лучшее и убеждая себя, что не имеет права вмешиваться в жизнь своих взрослых сыновей, их жен и детей.
Однако, тщательно проанализировав два визита детективов из Скотланд-Ярда – что они сказали, что она сказала, о чем они спрашивали и как она им отвечала, – Рабия решила отказаться от политики невмешательства в жизнь своих мальчиков и их семей. Поэтому, подождав, когда станет достаточно поздно и Мисса уйдет в свою комнату, подальше от родительских ушей, Ломакс набрала номер ее мобильного телефона.
Со своей внучкой она притворяться не стала.
– Расскажи мне о своих свиданиях с Йеном Дрюиттом, Мисса.
Та надолго замолчала. В это время на заднем плане Рабия услышала песню, исполняемую в стиле крунеров
[165] 40-х годов. «Интересно, – подумала она, – по телику что, идет очередная передача по поиску талантов?» По-видимому, Мисса смотрела ее в одиночестве, потому что сначала пение прекратилось, а потом она сказала:
– Ты это о чем, Ба?
– Я дважды встречалась с детективами из полиции Метрополии по поводу Йена Дрюитта. Мне хотелось бы избежать новых встреч с ними, хотя это маловероятно.
– Ты имеешь в виду лондонскую полицию?
– Именно ее. Во время их первого визита Ахиллес держал меня за руку и говорил вместо меня. На этот раз я была одна. Они охотятся за Ломакс, которая встречалась с диаконом церкви Святого Лаврентия, – полагаю, ты знаешь, что речь идет о Йене Дрюитте, – и так как я выдала за эту Ломакс самое себя…
– А зачем ты это сделала? Ты что, знала его, Ба?
– …то я чувствую себя не в своей тарелке. И не потому, что не хочу врать полиции – хотя я действительно не хочу ей врать, – а потому, что мне не нравится врать вслепую. Зачем вы с мистером Дрюиттом встречались? Если я буду продолжать врать, то должна хотя бы понимать, о чем идет речь.
Мисса опять замолчала. На этот раз она молчала так долго, что Рабия решила, что ее словам верить нельзя.
– Ба, я вообще никогда не встречалась с мистером Дрюиттом.
– Тогда почему наша фамилия упоминается в его еженедельнике семь раз?
– Семь раз? Мне и один-то раз ни к чему встречаться с диаконом любой конфессии, не говоря уже о семи. Кто-то воспользовался нашим именем.
