«И этого достаточно, – говорила Ясмина самой себе, – Тимоти должен радоваться тому, что я могу ему дать».
А потом случилась это несчастье с Янной. Идеальный мир вокруг имеет свойство рушиться, когда ребенок серьезно заболевает. И человек, независимо от его вероисповедания, начинает задумываться о том, что Бог наказывает его за то, чем он не был… Не был хорошей матерью. Не был хорошей женой. Вообще ничем не был…
Все это напрямую было связано с тем, почему они с Тимоти поставили свою супружескую жизнь на паузу, в ужасе наблюдая, как в черепе их дочери растет щупальценосный монстр. Тот факт, что Тимоти не верил в то, что болезнь может быть наказанием, ни в коей мере не умалял страдания Ясмины. Он не хотел ничего слышать о том, как она – педиатр по профессии, ради всего святого – предала их дочь. Он вообще ни о чем не хотел слышать.
К опиатам Тимоти пристрастился во время болезни Янны. Он объяснял это тем, что ему нужно высыпаться, хотя, по правде говоря, хотел просто закрыться от того, что лежало прямо перед ними, – от разрушающего душу горя из-за потери ребенка. В диагнозе Янны таилась страшная правда, хотя команда ее лечащих врачей и постаралась, как это и должно было быть, сделать хорошую мину при плохой игре. Они дали дочери пять лет в случае энергичной терапии и восемнадцать месяцев в том случае, если пустить дело на самотек. Но смертельный исход был неизбежен. Он всегда неизбежен, независимо от возраста и здоровья больного. Очень, очень, очень жаль.
Ясмина думала, люди считают, что смогут восстановиться после кошмара потери ребенка и вернуться хотя бы к подобию того, чем они были до этого. Возможно, с кем-то это и происходило, но только не с ней. Хотя старалась она изо всех сил. Для своих оставшихся двоих детей Ясмина хотела только самого лучшего и заставляла себя быть для них хорошей матерью, оставаясь при этом хорошим педиатром. Но на мужа ее уже не хватало.
И вот теперь эта история с Миссой… И все эти перемены, которые произошли с ней и которые ясно показывали ее матери, что ребенка можно потерять не только в случае его смерти. Но все предыдущие потери закалили Ясмину, поэтому, когда очередь дошла до Миссы, она не собиралась сдаваться. Она видела, каким будет будущее девочки, если она, Ясмина, ее мать, не обсудит с ней подробно результаты ее дурацкого решения.
– Она сама должна найти свой путь, – возражал ей Тимоти, – и ты за нее этого не сделаешь, как бы ты этого ни хотела.
Но если ничего не делать, чтобы положить этому конец, «путь» Миссы приведет ее к тому, что дочь превратится в одну из тех, кого Ясмина каждый день видела в своей клинике, – слишком молодую мамочку со слишком большим животом, сопливым ребенком в коляске и еще одним, цепляющимся за ее юбку.
– Именно такой она станет, если свяжет свою жизнь с Джастином Гудейлом, – сказала Ясмина мужу. – А ты не хочешь с этим согласиться, потому что мальчик тебе нравится. Мне тоже, но не в качестве мужа моей дочери.
– Если будешь так продолжать, Яс, – ответил ей тогда муж, – она точно выйдет за него замуж.
«Интересно, почему он так считает?» – задумалась Ясмина. Ей всегда хотелось только одного: чтобы карьеры ее дочерей не развивались так, как ее собственная, которая была омрачена потерей собственной семьи и неожиданными беременностями. «По крайней мере, об этом им не стоит волноваться», – думала Ясмина. Если только Мисса не залетела во время своей учебы в Вестмерсийском колледже, если только Мисса не сделала аборт, если только Мисса сейчас не мечтает о ребенке… или, может быть, уже носит его под сердцем… или если не это, то…
Ясмина понимала, что все эти мысли могут скоро довести ее до психушки. Поэтому, выйдя из клиники, она остановилась у рынка на Билдвоз-роуд и провела там полчаса, двигая тележку перед собой по проходам, в надежде на то, что все, что она сейчас положит в нее, дома волшебным образом превратится в обед.
Супермаркет был недалеко от того места на Нью-роуд, где жили Ломаксы. Их крепкий кирпичный дом с окнами с двойными рамами стоял на склоне холма, заросшем плющом и кустарником. Вдоль дома шла узкая тропинка. Она взбиралась по склону в сторону городской церкви, которая располагалась над людной Варфейдж-стрит, ведущей к главной дороге, соединяющей Айронбридж и соседнюю деревню Колбрукдейл. Окна дома Ломаксов выходили на Варфейдж и на реку Северн, которая протекала на юге.
У них даже был собственный гараж, но когда Ясмина подъехала к дому, то увидела, что подъезд к нему закрывает машина ее свекрови. Она постаралась втиснуть свою как можно дальше от дороги, после чего собрала все пакеты с заднего сиденья и вошла в дом – далеко не в лучшем настроении.
Рабию она увидела за столом на кухне, где та помогала Сати делать домашнее задание. Это разозлило Ясмину еще больше.
– Она должна делать его самостоятельно, – заметила женщина своей свекрови.
– Тебе нужно погреться в ванне и выпить чашечку чая, милая, – мягко ответила ей Рабия. – А я здесь все сделаю. И, прошу тебя, не забудь пену.
– Мне нужно готовить обед, мама. А Сати нужно самостоятельно готовить домашнее задание.
Рабия встала из-за стола и, прежде чем забрать у Ясмины пакеты с покупками, нежно потрепала ее по плечу.
– Она не сможет его сделать, если не знает как. И потом, какой смысл иметь в бабушках учительницу математики на пенсии, если я не могу ей помочь?
– Она просто объясняет мне, – сказала Сати. – Ты же разрешаешь Миссе объяснять, мамочка.
– Это потому, что Мисса точно не подскажет тебе ответы, – объяснила Ясмина. – Потом я проверю твою работу, дорогая моя. Хочу надеяться, что она будет написана твоим почерком, а не почерком бабушки.
– Успокойся, – сказала Рабия, ничуть не обидевшись. – Я ставлю чайник. А что у нас тут? Ага, баранина. Идеально для приготовления кебабов, и всем нам здорово повезло, потому что кебабы – это единственное блюдо, которое я умею готовить.
– Но ведь на Рождество ты готовишь гуся, бабуля, – заметила Сати. – И ростбиф. А еще индейку.
– Праздничные блюда готовить легко, – заметила Рабия. – Меня убивает ежедневная готовка – вот почему я живу на томатном супе с тостами. Ну и еще, наверное, на чечевичном, но это когда хочется психануть. Так что давай-ка заканчивай с заданием, и будешь мне помогать, пока твоя мама отмокает в ванне. Я не шучу, Ясмина. Скоро принесу тебе твою чашку, и если к тому времени ты не будешь сидеть в горе пены, я здорово рассержусь.
Ясмина знала, когда со свекровью бесполезно спорить. А так как она еще не придумала, что делать с бараниной и другими покупками, то не возражала, чтобы Рабия превратила их в кебабы. Кроме того, погрузиться в воду будет просто очаровательно. Ванна, чашка чая, тишина, покой…
Она уже успела погрузиться в пену, когда поняла, что получит свою ванну и чай, но не все остальное. Рабия постучала в дверь, и когда Ясмина позволила ей войти, появилась не с одной, а с двумя кружками чая. Одну она протянула Ясмине, вторую оставила себе и устроилась на крышке унитаза.
