Рабия чувствовала, что у нее есть только один способ усидеть на месте, а не броситься на Тимоти и вытрясти из него всю душу, – это заставить сына рассказать все, от начала и до конца, хотя из его бормотания она многое уже поняла.
– Я пытаюсь разобраться в том, что произошло, – сказала женщина. – Ясмина что-то сделала. И после этого вы все ушли из дома.
Этого было достаточно, чтобы он заговорил: о плане Ясмины, по которому Джастин должен был уговорить Миссу вернуться в колледж, а потом поступить в университет; о том, как Мисса быстро об этом узнала; о том, как она ушла из дома и они с Джастином решили – то есть, может быть, они решили это давно, но кто сейчас может сказать наверняка – разместить объявление о бракосочетании; о том, как Ясмина обо всем узнала; о ее разговоре с Линдой Гудейл и о результатах этого разговора; о попытках Ясмины воспользоваться помощью Сати для разгребания всей этой навозной кучи.
– Она была вне себя, когда я спустился, – сказал Тим. – Мол, Мисса поспешно женится, а ее отец ничего не предпринимает по этому поводу, поэтому ей – Ясмине – приходится самой умолять Линду Гудейл о помощи, а потом, когда это не срабатывает – а почему это вообще должно было, черт побери, сработать? – ей приходится обращаться к Сати. Что после всего этого ей оставалось, как не обвинить во всем меня? В смерти Янны, в решении Миссы взять свою жизнь в свои руки, в том, что Сати убежала из дома после того, как ее мама заехала ей по лицу…
– По лицу?
– Так она мне сказала, но к тому моменту у нее уже началась истерика.
– Сати? Тебе что, удалось с ней поговорить?
– Речь о Ясмине, а не о Сати. А потом мне велели «отправляться на ее поиски, вместо того чтобы, черт тебя побери, глушить себя наркотой, как последний бомж под мостом. Давай, пошевеливайся!. И я дал, Ма. Одному богу известно, как я дал. Схватил кое-какую одежду, несессер для бритья и ушел, как она того и хотела.
– Ты что, хочешь сказать, что не стал искать Сати? Но ты же уже сказал…
– Стал. Как и говорил. Я хотел привести ее с собой, но она не отходит от Миссы, а Мисса – от Джастина, а Джастин категорически против того, чтобы кто-нибудь куда-нибудь уходил, после того как увидел лицо Сати. Ты знаешь, как выглядит лицо двенадцатилетнего ребенка после удара кулаком, Ма? – Тимоти уставился в потолок. Потом опять посмотрел на Рабию. – Боже, я настолько устал от того, что не могу ничего сделать, чтобы защитить их от нее…
Рабия решила, что с нее достаточно. Она встала со скоростью бегуна, услышавшего стартовый пистолет.
– Это уже, черт побери, – сказала она, – предел всему, что происходило в этом семействе.
– Слава богу, что ты это понимаешь, Ма. – Тимоти сложил руки так, как будто собрался молиться. – Ведь нет никакого способа…
– Я сейчас не о Ясмине! – рявкнула Рабия. Она подошла к софе и нависла над сыном. – И не о Миссе, или Сати, или несчастной Янне. Я говорю о тебе. Что, ради всего святого, с тобой происходит? Можешь не отвечать. Не затрудняйся! То же самое происходит с твоим братом, и от этого же умер твой дед. Так почему эта чаша должна была миновать тебя, а? С того момента, когда ты решил, что не предохранишься всего один раз – «да и как она может забеременеть от одного раза, да и я выну в самый последний момент, обязательно успею вынуть…». Так вот, с того самого момента твоей феноменальной глупости ты все время старался выбрать самый легкий путь, а я была рядом и все старалась помочь и облегчить тебе жизнь. Но больше этого не будет. Ты меня слышишь? Ты хоть немного меня понимаешь? Может быть, ты действительно дошел до предела с Ясминой, а вот я точно дошла до предела с тобой. Ты не будешь жить у меня, Тимоти, – не смей говорить, что не в этом твой главный план, – это так же невозможно для тебя, как жизнь на Таити. Ты уже вырос, и тебе придется сделать все самому, потому что я не собираюсь брать на себя ответственность за твою жизнь и вечно тащить ее на своих плечах. Если Ясмина что-то не так сделала с девочками – а я не говорю, что этого не может быть, – то что, разрази тебя гром, ты сам сделал правильно? Ей приходилось растить девочек одной. Правда, это не объясняет и не оправдывает того, что она сделала. Но это делает ее поступки логичными, если вспомнить, что она выбрала, когда решила соединить свою жизнь с твоей.
Этот ее монолог, без сомнения, оказался для Тимоти громом среди ясного неба. Но он сейчас находился всего в нескольких дюймах от обрыва, и падение в пропасть означало, по мнению Рабии, что он окажется таким же лузером, как и его брат, и лишится всего по той простой причине, что не сумел взять себя в руки – боже, она рассуждает сейчас как психолог в телевизоре! – и стать хозяином своей собственной судьбы. Ведь гораздо проще считать, что все тебе должны – должны выпивку, наркотики, секс и все, что, черт побери, угодно. Но если так не думать, то приходится заняться чем-то другим. А это, видит бог, требует напряжения. Жизнь вообще требует усилий, и ему пора наконец понять это.
– Прекрати на меня таращиться! – прикрикнула Рабия. – Закрой рот, сядь прямо и прекрати сваливать вину на всех, кроме себя. Сегодня ты можешь остаться здесь, Тимоти, и то только потому, что уже поздно. Завтра утром ты разберешься со всем этим бардаком как муж, отец и мужчина, а на тот случай, если ты этого не станешь делать, «потому что пытался уже много раз, и какой во всем этом смысл, и все равно я не могу достучаться до Ясмины и бу-бу-бу и ба-ба-ба», я буду рядом. Но не для того, чтобы сделать это за тебя. А для того, чтобы убедиться, что ты пытаешься это сделать. А теперь отправляйся в гостевую комнату и не попадайся мне на глаза до утра.
На мгновение Рабия подумала, что зашла слишком далеко, но он вдруг, совершенно неожиданно, сказал: «Спасибо, Ма», после чего вместе с сумкой отправился в гостевую и закрыл за собой дверь.
Май, 23-е
Ладлоу, Шропшир
По собственному опыту Линли знал, что если человек решился солгать один раз, он будет продолжать лгать и дальше. Поэтому, после разговора с Деной Дональдсон, он согласился с мнением Барбары Хейверс, что ПОП замазан по самую макушку – по крайней мере, в плане девушек-студенток в Ладлоу. Вся проблема заключалась в том, что у них не хватало доказательств. И хотя Гарри Рочестер действительно не один раз видел, как Раддок загружает пьяниц в свой патрульный автомобиль, а также действительно видел Фрэнси Адамиччи в компании с полицейским, больше ничего на ПОПа у них не было, а такие свидетельства ни один обвинитель в мире не решился бы представить суду.
Была еще сцена между Раддоком и Деной, которую ночью наблюдала сама Барбара, но это тоже практически ничего им не давало. Обе девушки могли обвинить ПОПа в сексуальных домогательствах, а Раддок с тем же успехом мог обвинить их в лжесвидетельстве, связанном с тем, что девушки хотят отомстить ему за то, что он выполняет свою работу и освобождает улицы от пьяниц. И чем больше об этом будут говорить, тем больше появится свидетелей, подтверждающих его точку зрения, и тем меньше будет фактов, которые свидетельствовали бы в пользу девушек. Итак, хотя и у Томаса Линли, и у Барбары Хейверс создалось определенное мнение о Гэри Раддоке и о том, как он пользовался своим положением полицейского общественной поддержки, ничего конкретного на него у них не было.
