Рабия оттолкнула его в сторону.
– Ты так ничего и не понял.
– Только не говорите Джасти, – умоляла Мисса. – Пожалуйста, Джасти нельзя этого говорить. Я все уши ему прожужжала насчет девственности, и как я хочу быть девственницей из-за случившегося с мамой, и как она забеременела, и как ей было трудно, потому что она была не готова, и мы тоже не готовы… – Мисса повернулась к матери. – Мамочка, я ведь все еще девственница, правда? Из-за того, как он это сделал, я ведь все еще девственница, да?
Ясмина наконец почувствовала весь тот ужас, который пережила Мисса.
– Так ты поэтому хотела вернуться домой, – сказала она. – И только одна я догадывалась… Все время именно это тебя мучило, милая. – Ясмине хотелось хлестать себя по щекам. Она поняла желание женщин в трауре отрезать себе волосы и осыпать себя с ног до головы пеплом. Если б у нее была такая возможность, она бы это сделала.
– Храни тебя Бог, Мисса, – расплакалась Ясмина. – Девочка, скажи мне… Что я могу сделать?
Ответ у Рабии был уже наготове:
– Вы можете выслушать ее до конца. Оба.
Ладлоу, Шропшир
Линли корил себя за то, что не заметил этого раньше. Он не мог винить Хейверс. Насколько знал инспектор, она не посещала церковь, и, хотя ее отца отпевали в храме, каким образом она могла знать о значении цветов в одеяниях клириков? Изабелла тоже признавалась, что не относится ни к одной конфессии. Но он-то сам… Томас не мог сказать, что верит в божественное начало, но ведь он посещал службы, пока не поступил в университет. А когда закончилось длительное охлаждение между ним и его матерью, он всегда, когда находился в Корнуолле, стоял на службе рядом с ней. Так что Томас не только должен был обратить внимание на то, что стóла на полу возле Дрюитта красного цвета, но и сразу же понять, что это должно означать.
Он дал Хейверс время, чтобы привести себя в порядок, а сам вернулся в свой номер, чтобы обдумать дальнейшие действия. У них был целый набор маловразумительных свидетельств, указывавших на то, что почти наверняка произошло убийство. Но, хотя их могло и хватить на подтверждение уверенности Клайва Дрюитта в том, что его сын не совершал самоубийства, их было явно недостаточно, чтобы предъявить обвинение, произвести арест и добиться того, чего больше всего хотел Дрюитт и требовало правосудие, – обвинительного приговора. Если они с Хейверс передадут имеющиеся у них материалы в Королевскую службу уголовного преследования, врожденная недоверчивость любого из работающих в ней юристов приведет к позору, который падет и на Вестмерсийское управление полиции – за то, что допустило подобное на своей территории, и на полицию Метрополии – за то, что подсуетилась и попыталась загасить скандал вокруг богатого человека, у которого было полное право (теперь Линли знал это доподлинно) или обратиться к помощи адвокатов, или передать дело журналисту национального уровня, склонного к проведению журналистских расследований, направленных на унижение виновной стороны. Он уже даже слышал первый вопрос, на который ему придется ответить, если они предстанут перед КСУП со своими материалами: «А что же конкретно доказывает наличие красной столы на полу?», за чем непременно последует: «И вообще, инспектор, жертва вполне могла быть дальтоником. Возвращайтесь, когда выясните это, а заодно и то, кому нужно было это убийство».
Линли знал, что им с Хейверс не остается ничего, кроме как изучать новую информацию по мере ее поступления. Однако времени у них было мало, а людей не имелось вообще, так что следующий их шаг просто обязан был пролить хоть какой-то свет на произошедшее. Томас как раз обдумывал их возможные действия, спускаясь на завтрак, где должен был встретиться с Хейверс. Последняя ждала его возле стойки администратора с таким выражением на лице, что Линли сразу стало понятно, что о еде она думает в последнюю очередь.
– Его надо брать, сэр, – заявила сержант.
– Ну, до этого мы пока еще не дошли, – ответил инспектор и сразу же заметил, что такой ответ вызвал у нее недовольство.
– Черт возьми, это полная хрень! Что нам еще нужно? Окровавленный кинжал с отпечатками пальцев?
– Это не помешало бы, – согласился Томас. – Но прежде всего нам надо пообщаться с викарием.
– А это еще с какой стати?
– С той, что он сможет открыть для нас ризницу.
– А для чего нам надо лезть в нее по второму разу?
– Для того, чтобы убедиться, что то, о чем мы думаем, действительно могло произойти. А сейчас у нас нет ничего, кроме наших предположений.
Оказалось, чтобы попасть в ризницу, достаточно одного телефонного звонка. Викарий ответил, что он будет рад встретиться с ними в церкви в любое удобное для них время. Так что после завтрака полицейские направились через Касл-сквер вдоль полого поднимающейся вверх Динхэм-стрит.
Как он и обещал, Кристофер Спенсер уже ждал их в церкви, всегда готовый помочь. Когда Линли попросил викария оставить их в ризнице одних, тот слегка удивился, но, поколебавшись всего секунду, с радостью провел их туда и сказал, что будет ждать в молельне Святого Иоанна.
Прежде чем он ушел, Томас поинтересовался, не был ли диакон дальтоником. Спенсер заверил их, что Йен Дрюитт таковым не был. «Он никогда не путал цвета церковных одеяний, а разве это не является лучшим доказательством его нормальности?» – в свою очередь спросил он.
Линли также полюбопытствовал, известно ли викарию о том, что Йен Дрюитт, по всей видимости, выбрал красную столу для того, чтобы повеситься?
Этого Спенсер не знал. И он так и не заметил бы, что красная стола пропала, потому что до Пятидесятницы было еще далеко. После этого викарий удалился.
– Мы знаем, что Дрюитт как раз закончил службу, когда явился Раддок, чтобы арестовать его, – негромко сказал Линли, оставшись наедине с Хейверс. – А еще мы знаем, что перед тем, как уехать, он снял с себя церковные одеяния и убрал их.
– А диакон ведет вечернюю службу при полном параде? – поинтересовалась Барбара. – Ну, или викарий?
– Думаю, что на данном этапе это не должно нас волновать, – ответил инспектор. – Мы просто не должны забывать, что столу надевают в последнюю очередь. Уже после всего остального. – Он подошел к большим шкафам, стоявшим вдоль одной стены помещения, и открыл их, чтобы увидеть ряды черных сутан и белых стихарей
[237].
Как и предполагал Томас, Хейверс немедленно сообразила, к чему он клонит.
– Если столу надевают в последнюю очередь, то снимают в первую. Открывая большие шкафы, вы стоите спиной к комодам на этой стороне комнаты, где хранятся столы. Но Раддок не мог не увидеть, как Дрюитт снимает фиолетовую столу, правильно? Так что если он тот, кого мы ищем, то почему не взял ее? Или любую другую, но тоже фиолетовую… – Барбара открыла ящик, чтобы посмотреть, сколько всего в нем стол. – Фиолетовая здесь только одна. То есть по одной каждого цвета. Так что же произошло? Если Дрюитт снял ее, то почему не засунуть столу в карман, как только он отвернулся?
