– Ну, так и что насчет Скотланд-Ярда? – вновь задал вопрос Тревор.
– Все еще недостаточно пьяна. Лучше расскажи, как прошел твой день.
Когда ты владеешь фитнес-центром, рассказывать обычно бывает не о чем. Занятия на велотренажерах, йога, плавание, Зумба
[139], работа с весами – во всем этом нет ничего интересного, если только кто-то из занимающихся не переборщит с нагрузками и не придется вызывать ему «скорую». Время от времени кто-то из инструкторов начинает вести себя неподобающим образом, и с этим приходится разбираться – руки прочь от хорошеньких мамочек, пытающихся восстановить кондиции… Собственно, вот и всё.
– Докладывать не о чем, – ответил Трев. – Ходил с «Бродягами», видел много деревьев, спугнул с десяток оленей, наблюдал за кроликами, считал галок. Это помимо заполнения зарплатной ведомости в центре и разговора с Газом. Мне кажется, он хочет, чтобы ты позвонила ему и успокоила по поводу повторного приезда Скотланд-Ярда.
Тревор заметил, что жена еще не притронулась к еде. Она распустила свой пучок, и теперь ее волосы свободно падали ей на плечи; Кло провела по ним рукой от лба к затылку.
– Наверное, ты прав, – согласилась Кло. – Но я не знаю, что еще смогу для него сделать, Трев. Хотя в любом случае главной проблемой будет Финнеган.
Тревор нахмурился. И заметил, что она обратила внимание на выражение его лица.
– Мет, вероятно, захочет поговорить с ним еще раз, – продолжила Кловер.
– А! Ну что ж, в конце концов, Финн и Дрюитт действительно были друзьями.
– Нет, неправда. Йен Дрюитт был человеком, о котором Финн думал, что хорошо его знает. И кто бы что ни говорил ему, это не могло убедить его в том, что он ошибается.
– «Кто бы»?
– Что?
– Ну, ты сказала «кто бы ни говорил». Думаю, ты имела в виду «что бы я ему ни говорила».
– Понимаешь, я действительно знаю о темной стороне человеческой натуры чуть больше Финнегана.
– Не буду спорить. Но, с другой стороны, мальчик действительно прикипел к этому клубу. Он не занимался им как какой-то обязаловкой. В кои-то веки у него появился настоящий интерес. И он мог видеть все происходящее как бы изнутри, или нет?
– Мне кажется, что он видел лишь то, что хотел увидеть. Эта его святая вера в невиновность Дрюитта… Это совсем ненормально, Трев. Боже, как бы я хотела, чтобы он никогда не встречался с этим человеком!..
Тревор принялся было за еду, но вновь оторвался от нее. Он ничего не сказал, но этого и не требовалось. Как и всегда, жена его сразу же поняла.
– Да. Да, я все знаю, – согласилась она. – Именно я хотела, чтобы он занялся социальными программами. Именно я поставила участие в таких программах непременным условием его самостоятельной жизни, о которой он мечтал. И я одобрила выбор клуба как социальной программы, в которой он примет участие. Знаю, знаю, все знаю. Но ведь речь шла только о волонтерской работе в Ладлоу. И всё. Точка. А не о жизненном выборе.
– Ну, этого он еще не сделал, – заметил Тревор.
– А я не знаю. Все это провалилось куда-то в тартарары. А ведь я просто хотела, чтобы он чем-то занялся, чтобы в свободное время у него было что-то помимо… ну я не знаю, наркотиков, алкоголя, сексуальной распущенности… что там еще могло его соблазнить… и посмотри, что из этого получилось. Куда ни кинь, всюду клин, хотя все, чего я хотела, это чтобы он прожил нормальную жизнь, а не закончил ее в кутузке.
Тревор намеренно ничего на это не ответил, поскольку хотел, чтобы Кло услышала сама себя. И чтобы наконец поняла, что представляет собой их сын. Он с самого рождения не был подарком, но у него напрочь отсутствовали криминальные наклонности. Да, он был немного неуправляемым. Немного сумасбродным. Иногда дерзким. Но никогда никому не хотел причинить вреда.
Помолчав несколько мгновений, Кловер сказала уже совсем другим тоном:
– Ладно. Я догадываюсь, что ты от меня хочешь. Чтобы я поняла, что сейчас дело не в Финнегане. И, наверное, никогда в нем не было. И я признаю, что я не в духе. Это все стресс, Трев. Если деятельность Вестмерсийского управления попала под микроскоп, это значит, что мы все под микроскопом, и особенно деятельность Газа Раддока. И еще раз… Наверное, я боюсь, чтобы Финнеган не сделал хуже своими необдуманными заявлениями о Дрюитте, из-за которого все и так пошло наперекосяк.
– Хуже кому? – Тревор почувствовал, что задал этот вопрос с осторожностью, потому что сейчас входил в воды, о существовании которых и не подозревал до начала этого разговора.
– Наверное, Газу, – ответила Кло. – Ведь это, если задуматься, уже четвертый раз, когда его работу рассматривают под лупой. Его могут уволить.
– Вполне возможно. Но ведь он сам это заслужил, верно?
– Понимаешь ли, не думаю, что это справедливо – заставлять его проходить через все это еще раз.
– А разве речь идет о справедливости? – Тревор протянул руку за бокалом, но не стал пить, пока не закончил. – Если честно, Кловер, я не знал, что тебя так волнует то, что может случиться с Газом.
– Конечно, волнует. Почему это не должно меня волновать? Ведь это я сделала его, Тревор. Это я сказала себе, что в нем что-то есть, когда увидела его в самый первый раз и сделала его своим собственным, личным проектом, своим протеже. И все было прекрасно до этого… происшествия с Дрюиттом. За все время он ни разу не ошибся. И я не хочу, чтобы он потерял работу. Более того…
Тревор увидел, что жена колеблется, потому что, по-видимому, только что поняла что-то или собралась сказать ему нечто, что ему знать было не положено.
– Что «более того»? – поторопил он ее.
Кловер ничего не ответила. Посмотрела на свой бокал. Покрутила его ножку между пальцами. Сделала глоток вина.
– Что, Кловер?
– Дело вот в чем. Если у него будут проблемы, они же будут и у меня. Мне этого не хотелось бы, и, полагаю, принимая во внимание мое положение, тебе этого тоже не хочется.
– И это всё?
– А что же еще?
– Мне кажется, в этом-то и есть главный вопрос, – сказал Тревор после минутного колебания. Он знал, что его следующая фраза будет сомнительной, понимал, что она нарушит покой тех вод, о которых он только что узнал, но ему было необходимо приблизиться к ним, и он произнес: – Я об этом никогда раньше не думал, но… но что Газ Раддок действительно значит для тебя, Кловер?
Ему показалось, что она не отрываясь смотрела на него целую минуту, хотя промежуток, должно быть, был короче. И наконец ответила:
– О чем, ради всего святого, ты меня спрашиваешь?
– Только о том, что ты слышала: «Что Газ Раддок значит для тебя?» Он ведь для тебя больше, чем просто человек, судьбой которого ты заинтересовалась, потому что, как ты говоришь, «увидела, что в нем что-то есть»?
