Вот это было для Виолетты совершенно неожиданным: всегда такая независимая Одри, оказывается, хотела уехать куда-нибудь в глушь, чтобы заботиться там о своих отпрысках и быть любящей и терпеливой матерью и женой!
— Материнство — это всего лишь один из периодов в жизни женщины, Одри, — сказала Виолетта. — Любой матери хотелось бы проводить все свое время с ребенком, смотреть, как он растет, радоваться каждой его улыбке. В течение этого периода женщине некогда думать о себе, но ей на это наплевать. Однако он рано или поздно заканчивается, и у женщины возникает ощущение пустоты, когда ее малыши уже перестают быть малышами и всячески борются за свою самостоятельность. — Виолетта сделала паузу, чтобы посмотреть, какое впечатление произвели ее слова на Одри. — Это нехорошо, когда человек теряет индивидуальность. Нужно обязательно находить в жизни местечко и для собственного «я». Как ты думаешь, ты не будешь скучать по своей работе?
Одри несколько секунд помолчала.
— Не знаю, — наконец сказала она, и по ее щекам потекли слезы. — Я над этим еще не задумывалась. Материнство было для меня гораздо важнее. Не знаю… Мне хотелось бы, чтобы этот вопрос еще имел для меня значение.
— Ты говоришь так, как будто твоя жизнь уже закончилась.
— У меня такое ощущение, что она и в самом деле закончилась.
— Когда доживешь до моих лет, у тебя появится возможность понять, что жизнь длится очень-очень долго — хотя годы иногда и мелькают один за другим, — и что, в общем-то, в ней есть время для чего угодно. — Виолетта положила ладонь на руку Одри. — Никогда не отказывайся от задуманного только потому, что тебе кажется, будто уже слишком поздно. Это неправильно. Чтобы попытаться что-то сделать, никогда не бывает слишком поздно.
Одри улыбнулась. Ей в глубине души очень хотелось верить матери. Она нуждалась в этом. Помолчав и вытерев слезы, девушка спросила:
— А какие доводы были у моего дедушки против того, чтобы я пошла учиться в университет?
— Ну, таких доводов у твоего дедушки могло быть сколько угодно, но ни один из них не был бы достаточно убедительным.
Виолетте вдруг припомнился ее разговор с Теобальдом в библиотеке, — разговор, во время которого ей захотелось задушить свекра. Она, однако, проявила просто чудеса выдержки и самообладания, чем потом очень гордилась. Невозмутимость — вот что помогло ей одержать победу. Если бы она вышла из себя, если бы она разнервничалась, то никто потом не стал бы воспринимать ее всерьез. Ее считали бы женщиной, устраивающей истерики по малейшему поводу. Если Виолетта чему-то и научилась в «Виллоу-Хаусе», так это выживать. Она очень быстро осознала, что не может рисковать своим счастьем, вступая в конфронтацию по тому или иному поводу, что ей придется жить, подавляя негодование и гнев из-за нанесенных ей обид. Она научилась сосуществовать с другими людьми и проявлять по отношению к ним терпимость, а еще добиваться своего при помощи хитрости и без лишнего шума. И это у нее получалось довольно неплохо.
Виолетта вспомнила тот разговор, и теперь он вызвал у нее скорее смех, чем негодование. Ее тогда разозлили не столько слова Теобальда, сколько тот факт, что он считал, будто Одри — только лишь потому, что она девушка, а не юноша, — не должна иметь право выбора.
Поводом для этого разговора послужила возникшая у Виолетты идея, в которой, в общем-то, не было ничего глупого или нелепого. Это было последнее лето перед поступлением Одри в университет, и Виолетта подумала, что раз уж ее дочь проявляет такой интерес к искусству, ей следует провести лето за границей, а именно в Италии: там она одновременно и отдохнет, и познакомится с чужой страной, и воочию увидит произведения искусства, к которому испытывает такое сильное влечение. Если изучение искусства и в самом деле является для Одри призванием, то там она это почувствует.
Теобальд, конечно же, решительно выступил против. Виолетта поговорила об этом с Сэмюелем, и тот тоже воспротивился, причем даже более эмоционально. Он был уверен, что Виолетта не сможет настоять на своем. Сэмюель попросту не воспринимал ее всерьез, и она позволила ему и дальше оставаться при своем мнении.
Как-то прохладным вечером в конце весны, когда Виолетта, уединившись в библиотеке, вышивала, туда вдруг вошел Теобальд. Не произнеся ни слова, он уселся — скрестив ноги, с характерным для него высокомерным видом — прямо напротив невестки, вознамерившись, видимо, сказать ей то, что считал необходимым, и не желая выслушивать никаких возражений. Виолетте была уже знакома его манера поведения, а потому она отреагировала на его появление абсолютно спокойно. Женщина лишь слегка улыбнулась — так, чтобы ее улыбка не казалась натянутой, — и с притворным интересом выслушала Теобальда, ни разу его при этом не перебив.
— Тебе прекрасно известно, Виолетта, что я никогда не одобрял и не одобряю того, как ты воспитывала мою внучку.
«Его внучку». Теобальд, похоже, забыл, что Одри прежде всего ее дочь, а уже потом его внучка. Виолетта, однако, не стала обращать на эту фразу внимания.
— Ты всегда ей слишком много позволяла и воспитывала ее, на мой взгляд, слишком уж либерально. Вместо того чтобы готовить ее к замужеству и материнству, ты забивала Одри голову нелепыми идеями о женской независимости. Чушь! — Теобальд сделал пренебрежительный жест рукой. — Тебе предстоит еще не раз пожалеть об этом — поверь мне, Виолетта. Одри всегда была чудесной девочкой, и она не раз давала мне повод ею гордиться. Чувствуется, что в ней течет кровь Сеймуров.
Виолетте захотелось крикнуть, что в Одри течет еще и кровь Гамильтонов и что она, Виолетта, не поднимает из-за этого шумихи.
— Однако ты пытаешься добиться того, чтобы она стала первой в нашей семье женщиной, которая получит университетское образование. Что за ерунда! Скажи мне, Виолетта, зачем женщине учиться в университете? Это будет пустой тратой времени и денег! Если Одри хочет изучать искусство, то у нас есть книги, которые для этого могут понадобиться, и можно приобрести их еще сколько угодно. Я не против того, чтобы у женщины имелись какие-то свои интеллектуальные интересы, — совсем не против, — однако женщина всегда должна быть центром семьи, ее опорой, а потому ей не следует заниматься зарабатыванием денег. Это — обязанность мужчины. Мне кажется, тебе не на что жаловаться, Виолетта.
Виолетта слушала Теобальда с напряженной улыбкой, не столько вникая в смысл произносимых им слов, сколько всячески пытаясь подавить назревающую в ее душе бурю.
— Женщинам следует быть скромными, молчаливыми и внимательными. Они должны говорить только тогда, когда им надлежит это делать, и молчать, когда их мнением никто не интересуется. Они обязаны быть превосходными хозяйками, образцом элегантности, и должны, являясь предметом гордости для своих мужей, всегда находиться в их тени, на втором плане. Давать женщинам слишком много свободы — это неправильно. Они попросту не умеют ею пользоваться… В общем, не может быть даже речи о том, чтобы Одри поехала в Италию. Я считаю, что такая поездка ей ничего не даст, не принесет никакой пользы. Музеи есть и в Лондоне. Я не против того, чтобы вы посещали их тогда, когда вам вздумается. А вот о поездке в Италию даже не мечтайте.
