Не дожидаясь ответа, Теобальд поднялся, поправил пиджак, слегка наклонил, смотря на Виолетту, голову, и вышел, оставив невестку, изнемогающую от ярости и возмущения, с все той же фальшивой улыбкой на лице.
Ну что ж, ладно, Одри в Италию не поедет. А вот проигрывать в битве за университет Виолетта отнюдь не собиралась. Она сделала над собой сверхчеловеческое усилие, чтобы заставить себя выслушать свекра и ни разу его при этом не перебить. Слава богу, что она сидела далеко от камина и не могла дотянуться до кочерги, иначе… Слушая Теобальда, Виолетта вдавливала в палец иголку, которой вышивала, каждый раз, когда ей становилось трудно сдерживать негодование, и теперь палец был весь исколот и болел… У нее все же имелся козырь, и она не собиралась проигрывать эту партию. Виолетта больше не поднимала дома вопрос об университете, а просто помогла Одри туда поступить — втайне от Сэмюеля и Теобальда. Для этого они с дочерью стали ездить в конце почти каждой недели в Лондон — якобы за покупками, но на самом деле в магазины они почти не заглядывали. А еще они отправились на несколько недель в Кентербери к Шарлотте. Виолетта рассказала сестре о своих переживаниях и горестях, и они уже вдвоем помогали Одри стать студенткой. В конце своего пребывания у Шарлотты Виолетта поняла, какое оружие ей нужно использовать, чтобы добиться согласия своего мужа на поступление Одри в университет.
Услышав от Виолетты о том, что Одри станет студенткой, Сэмюель побледнел — и это, пожалуй, было единственным внешним проявлением беспокойства, которое он себе позволил. Выражение же его лица ничуть не изменилось.
— Что ты сказала, Виолетта? — спросил он, садясь в стоявшее в их спальне кресло.
Виолетта поняла, что вот теперь-то ее муж будет слушать ее очень внимательно. Стоя прямо перед ним с руками, скрещенными на груди, она абсолютно спокойным тоном повторила:
— Я сказала, что Одри поступила в Лондонский университет и что если с твоей стороны или со стороны твоего отца будет предпринята попытка не позволить ей там учиться, я уеду вместе с дочерью из «Виллоу-Хауса» и дам ей возможность заниматься тем, чем она только захочет.
Больше Виолетта ничего говорить не собиралась. Сэмюель растерялся: он не знал, как ему реагировать на заявление супруги. Он еще никогда не чувствовал в ней такой решительности. Возможно, это был как раз тот случай, когда человек, которому очень долго приходилось безропотно подчиняться чужой воле, в один прекрасный момент вдруг осознает, что у него вполне хватит смелости и мужества для того, чтобы дать отпор хоть целому миру — чего бы это ему ни стоило. Что-то в решительности и невозмутимости Виолетты говорило Сэмюелю о том, что она не шутит и вполне способна исполнить свою угрозу. Виолетта была готова к самым решительным шагам.
— По правде говоря, Ви, я сомневаюсь, что есть необходимость…
— Есть, Сэмюель, есть. У тебя нет права отказывать Одри самой выбирать свою судьбу, и я не позволю тебе этого сделать. На этот раз — не позволю.
На этот раз — не позволю. Было очевидно, что Виолетта терпела очень долго, что мужчины в «Виллоу-Хаусе» слишком сильно согнули ветку, и она, вместо того чтобы сломаться, выпрямилась со всей силой, которую ей придало накопившееся в ней напряжение, и стала хлестать Сэмюеля по лицу — снова и снова, снова и снова, — и хлестала до тех пор, пока совсем не перестала двигаться… Виолетта дала мужу понять, что на этот раз он и его отец с ней не справятся.
— Если я узнаю, что ты что-то пытаешься предпринять, я — клянусь тебе всем самым святым, что у меня есть — уйду из этого дома. И я отдаю себе отчет в том, что я сейчас говорю.
Произнеся эти слова, Виолетта решительным шагом вышла из спальни.
Большую часть того лета она провела в «Роуз-Гарден» — словно предупреждая о том, что готова в любой момент порвать с нынешней жизнью и что у нее есть куда уехать и чем заняться. Виолетта хотела продемонстрировать мужу, что на свете есть местечко, где ей дышится намного легче, где она чувствует себя свободной и где ей не нужно подчиняться ничьим требованиям, и что ей уже надоело молча соглашаться со всем, что ей говорят. Ее поступок был способом показать Сэмюелю, что у нее есть альтернатива и она намерена в случае необходимости ею воспользоваться. Прежде чем Виолетта уехала в Кентербери, Сэмюель проинформировал ее о своих условиях. Она подумала, что это своего рода признание того, что она победила, и одновременно попытка показать, что последнее слово все еще остается за ним — как будто она не обладала достаточной свободой для того, чтобы самой принимать решения в отношении себя и своей дочери. Виолетте было наплевать на поставленные Сэмюелем условия: Одри все равно уже оформила документы для поступления в университет, и когда настанет соответствующий момент, она выберет для себя специализацию, которая больше всего ей понравится и которой, судя по ее интересам и наклонностям, станет искусство.
Поэтому Одри без каких-либо проблем начала свою учебу в университете — после того, как провела свое последнее («доуниверситетское») лето у тети Шарлотты, наслаждаясь ее энергичностью и остротами, солнцем, морским воздухом и пикниками на лоне природы — вдалеке от повседневных забот. Одри работала с тетей в саду, помогала ей печатать на машинке статьи, читала рукопись новой книги, над которой Шарлотта тогда работала. Самое же важное заключалось в том, что Одри научилась ценить женскую независимость, научилась восхищаться жизнью, посвященной превращению профессии в страсть и хобби. Одри открыла для себя, что ей тоже этого хочется — заниматься в своей жизни только тем, что является для нее страстью и хобби.
— Мне кажется, что на обратном пути нам следует навестить тетю Шарлотту. Я ее уже давно не видела, — сказала Одри, пытаясь не показывать того, что ей стало немного совестно. — Я хорошо помню, как провела у нее то лето и какой удивительной мне показалась и она сама, и своеобразная жизнь, которой она живет. Тетя Шарлотта все еще пишет статьи для журналов?
— Думаю, что да. Кроме того, уже вышло несколько ее книг о разведении роз и… и о чем-то еще в этом роде.
— Вот уж не думала, что разведение роз — это целая наука. Мне казалось, что все очень даже просто.
— С первого взгляда вроде бы просто, однако те, кто этим занимается, обычно пытаются улучшить какие-то сорта или даже вывести новые путем скрещивания. Ты ведь видела, например, синюю розу?
— Видела, но не такая уж эта роза и синяя.
— Может, и не синяя, и все же есть люди, которые пытаются сделать ее именно синей с помощью различных прививок и комбинирования полученных результатов. Ну да ладно, я во всем этом не очень-то хорошо разбираюсь, хотя и прочла книги твоей тети, в которых подробно рассказывается о том, когда следует подстригать розовые кусты, когда — их пересаживать, когда и как делать им прививки, и все такое прочее. Она умеет обращаться с растениями.
— Ты тоже умеешь. У тебя замечательный сад.
— Да, неплохой, но то, что делает Шарлотта, — это нечто особенное. Ты, возможно, не помнишь или просто не обращала внимания на то, что она, работая в саду, разговаривает с растениями на языке, понятном только ей и им. Со стороны кажется, что и они ей что-то отвечают, а еще что они начинают сиять, когда она к ним подходит.
