И все-таки смотрительница госпиталя расстроилась. Решение означало, что в ближайшем будущем о новом госпитале только для больных нечего и мечтать. Уговаривала себя не горевать: аббатство сотни лет существовало без этой роскоши и, конечно же, просуществует еще лет десять. Но с другой стороны, целительница не могла не злиться, видя, как быстро распространяются заболевания вроде того, что Молдвин Повар привез на шерстяную ярмарку в позапрошлом году. Никто точно не понимал, как они передаются: от взгляда ли больного, от прикосновения или просто местонахождения в одном помещении, — но не могло быть никаких сомнений, что многие болезни переходят с одного на другого и решающую роль играет какой-то контакт с больным. Однако на время ей придется об этом забыть. Сестры возмущенно роптали. Послышался громкий голос Мэр:
— Монахи будут ликовать.
Она права, подумала Керис. Годвин и Филемон после очевидной кражи вышли сухими из воды и не переставали твердить, что использование братьями денег сестер не является воровством, так как все во славу Божью, и теперь их заверял в этом епископ. Жестокое поражение, особенно для Керис и Мэр. Но мать Сесилия не собиралась тратить время на бесплодные сожаления.
— Это не ваша вина, а, пожалуй, моя, — признала она. — Мы просто оказались слишком доверчивы.
«Может, ты и доверяла Годвину, я-то нет», — думала сестра, но молчала как рыба. Хотела послушать Сесилию. Настоятельница собиралась провести назначения, однако никто не догадывался какие.
— В будущем мы должны быть осторожнее. Нужно построить собственную сокровищницу, куда братьям доступа не будет. Я бы даже хотела, чтобы они вообще не знали о ее местоположении. Сестра Бет, которую мы благодарим за многолетнюю и верную службу, отныне не казначейша, ее место займет сестра Элизабет — я полностью ей доверяю.
Целительница попыталась скрыть досаду. Девять лет назад Клерк свидетельствовала против нее в суде. Сесилия ее простила, но Керис не простит никогда. Однако поморщилась она не только из-за этого. Озлобленная и нечестная помощница ризничей позволяла эмоциям влиять на принимаемые ею решения. На таких людей нельзя положиться. Настоятельница продолжала:
— Сестра Маргарита просила позволения больше не быть келарем, и ее место займет сестра Керис.
Врачевательница еще больше расстроилась, так как надеялась стать помощницей настоятельницы. Попыталась улыбнуться, но это оказалось непросто. Похоже, Сесилия вообще не намерена назначать себе помощницу. Теперь у нее их целых две — Керис и Элизабет, вот пусть и повоюют. Целительница поймала взгляд Клерк, в котором светилась почти неприкрытая ненависть.
— Сестра Мэр под руководством Керис будет смотрительницей госпиталя.
Мэр просияла от удовольствия. Она была рада назначению, но еще больше радовалась тому, что над ней встанет Керис. И врачевательнице понравилось это решение. Спутница по французскому путешествию тоже чистюля и не верит в кровопускания. Не получив желаемого, Суконщица постаралась изобразить довольство, когда пошли более мелкие назначения. После заседания она подошла к Сесилии и поблагодарила ее.
— Не думай, что это было легко, — ответила настоятельница. — У Элизабет есть и голова, и решительность, и она постоянна в том, в чем ты легкомысленна. Но у тебя есть фантазия, и ты добиваешься от людей всего, на что они способны. Мне нужны вы обе.
Керис не могла спорить с характеристиками настоятельницы. «Она действительно хорошо меня знает, — печально подумала новая сестра-келарь. — Лучше всех на свете, после смерти отца и отъезда Мерфина». Ее накрыла волна любви. Сесилия похожа на курицу-наседку, которая вечно заботится о своих птенцах.
— Я сделаю все, чтобы оправдать ваши ожидания, — пообещала Суконщица и вышла из трапезной.
Нужно проведать Старушку Юлию. Сколько ни талдычила целительница молодым монахиням, никто не ухаживал за Юлией так, как сама Керис. Все словно считали, что беспомощная старуха не нуждается в удобстве. Только Керис следила за тем, чтобы у старой монахини было одеяло в мороз, питье, когда ей хочется пить, чтобы ее своевременно провожали в отхожее место. Керис решила сделать горячий настой, обычно бодривший Старушку. Прошла в аптеку и поставила на огонь маленький ковшик воды. Вошла Мэр, закрыв за собой дверь.
— Как чудесно! Мы будем работать вместе.
Новая смотрительница госпиталя обняла и поцеловала Керис в губы. Та коротко прижала ее к себе, затем высвободилась из объятий:
— Не надо так меня целовать.
— Но я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, но по-другому.
Керис действительно относилась к Мэр с нежностью. Сестры сблизились во Франции, когда вместе рисковали жизнью, но она не хотела повторять то, чему поддалась однажды.
— Хорошо, — вздохнула Мэр. — Пока ты меня любишь, хоть чуть-чуть, я счастлива. Ты ведь не перестанешь меня любить?
Целительница залила травы кипятком.
— Когда будешь такой же старой, как Юлия, обещаю принести тебе настой.
На глазах у монахини выступили слезы.
— Такого мне еще никто не говорил.
Керис вовсе не имела в виду обет вечной любви.
— Не хнычь. — Врачевательница перелила настой в деревянную кружку. — Пойдем посмотрим, как там Юлия.
Через аркаду они вошли в госпиталь. Возле алтаря стоял мужчина с густой рыжей бородой.
— Да благословит тебя Бог, путник, — приветствовала Керис.
Мужчина показался ей знакомым. Он не ответил на приветствие, лишь пристально посмотрел золотисто-карими глазами. Узнав его, Керис уронила кружку.
— О Господи. Это ты.
Строитель не сомневался: эти несколько мгновений, пока она не узнала его, запомнятся на всю жизнь, что бы с ним ни случилось. Мостник жадно всматривался в лицо, которое не видел девять лет. Закружилась голова, мастер словно в жаркий день нырнул в холодную воду — так дорого ему это лицо. Бывшая невеста почти не изменилась, даже не казалась старше: опасения не подтвердились. Ей теперь тридцать, но она гак же стройна и порывиста, как в двадцать. Быстро, решительно зашла в госпиталь с деревянной кружкой какого-то лекарства, посмотрела на него, помедлила и выронила кружку. Фитцджеральд блаженно улыбнулся.
— Ты здесь. А я думала, во Флоренции.
— Я очень рад, что вернулся.
Керис посмотрела на лужу на полу. Сопровождавшая ее монахиня спохватилась:
— Не волнуйся, я приберу. Иди поговори.
Мерфин заметил, что вторая сестра симпатичная, хотя почему-то грустная до слез, но был слишком взволнован, чтобы придать этому значение.
— Когда ты приехал?
— Час назад. Хорошо выглядишь.
— А ты… такой мужчина.
Строитель рассмеялся.
— Почему вернулся?
— Длинная история. Но я хотел бы ее тебе рассказать.
