— Если бы ты сказал мне только это и больше ничего, может, и уговорил бы.
— Я растерялся. Так ты мне отказываешь?
— Не знаю.
55
Уснуть Мерфин не мог. Он привык спать на постоялых дворах, а сопение Лоллы только успокаивало его, но сейчас думал и думал о Керис. Его глубоко потрясла реакция любимой. Мастер понял, что толком не пытался даже представить, каково Керис будет увидеть его. Лишь в кошмарах переживал, что она могла измениться, а в глубине души надеялся на радостное примирение. Конечно, Керис его не забыла, но Фитцджеральд понимал, что девять лет бывшая невеста не только тосковала о нем. Суконщица не из таких.
И все-таки Мостник ни за что не поверил бы, что возлюбленная так привяжется к своему делу. Строптивица всегда настороженно относилась к Церкви. С учетом того, насколько опасно было критиковать ее, она могла скрывать правду. Поэтому, узнав, что Керис не так уж и хочет покидать монастырь, мастер пал духом. У него еще укладывалось в голове, что дочь Эдмунда боится смертного приговора, вынесенного епископом Ричардом, или того, что с нее не снимут обет, но правды строитель и предположить не мог: монастырская жизнь наполнила ее, монахиня вовсе не стремится расстаться с ней и выйти за него замуж.
Мерфин разозлился. Нужно было сказать: «Я проехал тысячу миль, чтобы просить тебя стать моей женой. Как ты можешь говорить „не знаю“?» Придумал еще кучу ответов. Может, и хорошо, что они сразу не пришли в голову. Пока она попросила дать ей время прийти в себя и подумать. Мерфин согласился — а что ему еще оставалось? — но душа болела почти непереносимо. Наконец архитектор погрузился в беспокойный сон.
Лолла разбудила его привычно рано, и они спустились поесть каши. Зодчий подавил желание тут же пойти в госпиталь и поговорить с Керис. Она просила подождать, так чего ее дергать — будет только хуже. Вдруг Мерфина осенило: его ждет, быть может, еще немало потрясений, — и неплохо бы узнать все, что произошло в Кинге — бридже.
Марк и Медж Ткачи жили на главной улице в большом доме, который купили, занявшись, благодаря дочери Эдмунда, сукноделием. Фитцджеральд еще помнил, как они с четырьмя детьми ютились в одной комнате размером ненамного больше ткацкого станка Марка. В новом доме каменный нижний этаж использовался под склад и лавку, а жилые комнаты находились в деревянной пристройке наверху. Мостник застал Медж в лавке — она как раз принимала телегу, груженную алым сукном, только что прибывшую с одной из загородных сукновален. Ей было уже под сорок, в волосах пробивалась седина. Ткачиха стала совсем пухленькой, с выпирающей грудью и мощным задом. Благодаря выступающему подбородку и уверенной манере держаться она напоминала Мерфину чуть нахального голубя.
С Медж работали двое повзрослевших старших детей — красивая девушка лет семнадцати и крепкий парень лет двадцати. Мастер вспомнил их — худенькую Дору в рваном платьице и робкого Джона. Теперь Джон с легкостью поднимал тяжелые тюки с сукном, а Дора пересчитывала их, делая зарубки на палочке. Мостник вдруг почувствовал себя старым. «Да мне всего тридцать два», — подумал он, но, когда смотрел на Джона, ему казалось, что все-таки больше. Увидев гостя, Медж вскрикнула от удивления и радости. Она обняла его и расцеловала в заросшие щеки, а затем принялась кудахтать над Лоллой.
— Я думал, они будут вместе играть, — печально улыбнулся Мерфин. — Но твои, разумеется, уже выросли.
— Деннис и Ной в монастырской школе, — ответила Медж. — Им тринадцать и одиннадцать. Но Дора затискает твою дочь, она любит детей.
Девушка подняла Лоллу:
— У нашей кошки там котята. Хочешь посмотреть?
Лолла залопотала по-итальянски, и Дора, приняв это за согласие, увела ее. Ткачиха оставила Джона разгружать телегу и пригласила старого друга наверх.
— Марк уехал в Малкомб. Мы вывозим часть сукна в Бретань и Гасконь. Вернется сегодня или завтра.
Фитцджеральд уселся в гостиной и, поблагодарив хозяйку за эль, отметил:
— Судя по всему, Кингсбридж процветает.
— Шерстяная торговля из-за налогов на войну идет неважно. Выстраивается цепочка оптовых торговцев, чтобы король получал свою долю. В Кингсбридже осталось лишь несколько крупных купцов. Петронилла ведет дело Эдмунда, нос прошлым не сравнить. К счастью, наладилась торговля готовым сукном — по крайней мере здесь.
— Аббатом все еще Годвин?
— К сожалению, да.
— И все еще ставит палки в колеса?
— Противится любым переменам и запрещает все новшества. Например, Марк предлагай разрешить рынок не только по воскресеньям, но и по субботам.
— Что же Годвин мог на это возразить?
— Что люди получат возможность приезжать на рынок, не заходя в церковь, а это плохо.
— Но в церковь можно ходить и в субботу.
— У этого кружка всегда наполовину пустая, а не наполовину полная.
— Нос ним, конечно, сражается приходская гильдия.
— Не часто. Олдермен теперь Элфрик. Они с Алисой получили почти все состояние Эдмунда.
— Олдерменом не обязан становиться самый богатый человек в городе.
— Однако обычно так и бывает. Не забудь, Элфрик нанимает множество ремесленников — плотников, каменщиков — и является важнейшим покупателем строительных материалов. Очень многие, по сути, вынуждены поддерживать его.
— А Элфрик всегда был тесно связан с Годвином.
— Именно. Этот болван получает все заказы аббатства, то есть почти на все городские здания.
— Но он же негодный строитель!
— Странно, правда? — задумалась Медж. — Годвину бы взять настоящего мастера, однако настоятель этого не делает. Для него самое главное, чтобы человек беспрекословно его слушался и потакал всем желаниям.
Мерфин приуныл. Ничего не изменилось, враги все еще в силе. Не исключено, что ему не так-то просто будет вернуться к прежней жизни.
— Значит, нет для меня хороших новостей. — Он встал. — Пойду посмотрю свой остров.
— Марк зайдет к тебе, как вернется.
Мастер заглянул к девочкам, но Лолле было так хорошо с Дорой, что он оставил ее и побрел к реке. Еще раз осмотрел трещины на мосту, но долго изучать их ни к чему: причина ясна. Обошел остров Прокаженных. Здесь тоже мало что изменилось: в западной части сохранилось несколько пристаней и складов, а к востоку от дороги, что вела от одного моста к другому, высился всего один дом — его собственный, который он оставил Джимми.
Прося остров, Мерфин планировал его благоустройство. За эти годы, разумеется, ничего не произошло. Теперь можно что-нибудь сделать, думал он и до самого обеда ходил по острову, прикидывая, где поставить дома и даже проложить улицы.
Строитель забрал дочь и вернулся в «Колокол». Бесси подала вкусное свиное жаркое с ячменем. В таверне было малолюдно, и хозяйка села с ними за стол, принеся кувшин лучшего красного вина. После трапезы налила гостю еще вина, и Мерфин рассказал ей о своих планах:
