— Я не понимаю, почему трещины появились именно здесь.
— А это важно?
— Конечно.
Не особенно он разговорчив этим утром. Девушка хотела спросить почему, но вдруг услышала:
— Твой отец идет.
Керис обернулась на улицу. Два брата являли собой странную картину. Антоний, брезгливо подобрав полы рясы, тщательно обходил лужи, отвращение исказило его болезненно-бледное лицо. Более живой, хотя и старший Эдмунд, с красным лицом и длинной косматой седой бородой, шел, приволакивая увечную ногу по грязи, внушая что-то аббату и с силой жестикулируя. Глядя на отца издали, как смотрел бы незнакомец, Керис всегда особенно любила его. Дойдя до моста, братья не прервали разговора.
— Ты только посмотри на эту очередь! — воскликнул Эдмунд. — Сотни людей до сих пор не попали на ярмарку, потому что не могут проехать! И уверяю тебя, половина из них найдет продавцов в очереди, они совершат сделку прямо здесь и отправятся домой, даже не въехав в город!
— Это незаконно, — возмутился Антоний.
— Пойди и скажи им это, если сможешь перейти мост. Только не сможешь, он слишком узкий! Послушай, Антоний, если итальянцы уедут, ярмарка умрет. И твое, и мое благосостояние основано на ярмарке. Нельзя допустить, чтобы она захирела!
— Мы не можем заставить Буонавентуру приезжать сюда.
— Но можем сделать нашу ярмарку привлекательней ширингской. Нужно объявить о намерениях прямо сейчас, на этой неделе, убедить всех, что шерстяная ярмарка жива. Нужно сказать, что мы снесем этот старый мост и построим новый, в два раза шире. — Без предисловий он обратился к Мерфину: — Сколько это займет времени, дружище?
Юноша немного испугался, но ответил:
— Трудно будет найти дерево. Нужны очень длинные стволы, хорошо обработанные, затем нужно установить на дне реки быки. Это не так-то просто, потому что работать придется в проточной воде. Потом плотницкие работы. Может быть, к Рождеству.
— И никакой уверенности в том, что Кароли изменят свое решение, если мы построим новый мост, — заметил Антоний.
— Изменят, — с силой сказал Эдмунд. — Я гарантирую.
— Ну все равно не могу — у меня нет денег.
— Ты не можешь не построить его! — крикнул Суконщик. — Иначе разоришься сам и разоришь весь город.
— О чем ты говоришь! Я даже не знаю, где найти средства для восстановительных работ в южном приделе.
— И что же ты собираешься делать?
— Положусь на Господа.
— Пожинает тот, кто полагается на Господа и сеет. А ты не сеешь.
Антоний разозлился.
— Я знаю, тебе трудно это понять, Эдмунд, но Кингсбриджское аббатство не купеческая лавка. Мы славим Бога, а не зарабатываем деньги.
— Ты не сможешь долго славить Бога, если кушать нечего.
— Господь все устроит.
Красное лицо олдермена побагровело.
— Когда ты был мальчиком, тебя кормило, одевало и платило за учебу дело отца. Когда стал монахом, твое существование обеспечивают жители этого города и окрестные крестьяне, которые платят тебе оброк, десятину, налоги на рыночные лотки, мостовщину и бог знает какие еще подати. Всю жизнь ты жил как блоха на спинах тружеников. А теперь у тебя хватает духу говорить нам, что Господь все устроит.
— Это граничит со святотатством.
— Не забывай, что я знаю тебя с рождения, Антоний. Ты всегда обладал особым талантом увиливать от работы. — Эдмунд, так часто срывавшийся на крик, теперь говорил очень тихо. Знак того, что он в бешенстве. — Нужно выгребать отхожее место? Нет, ты идешь спать, чтобы отдохнуть перед учебой. Поскольку отец посвятил младшего сына Богу, у тебя всегда было все лучшее, хотя ты не пошевелил ради этого и пальцем. Сытная еда, самая теплая комната, лучшая одежда — я был единственным мальчишкой, который донашивал вещи младшего брата!
— И ты мне этого не простил.
Керис искала возможности остановить ссору и ухватилась за первое, что пришло ей в голову:
— Но можно же найти какое-то решение. — Оба брата удивились, что она позволила себе перебить их. — Например, мост могут построить горожане.
— Не смеши меня, — отозвался Антоний. — Город принадлежит аббатству. Слуга не благоустраивает дом хозяина.
— Но если они попросят вашего разрешения, у вас нет причин отказать.
Аббат возразил не сразу, и Керис воспрянула духом, но Эдмунд покачал головой:
— Не думаю, что смогу убедить их вложить деньги. В конечном итоге это, конечно, в их интересах, но люди очень неохотно думают наперед, когда у них просят денег.
— Ага! А меня ты призываешь думать наперед, — буркнул монах.
— Ты ведь имеешь дело с вечной жизнью. Как никто другой, ты обязан уметь смотреть не только на неделю вперед. Кроме того, с каждого, кто пересекает мост, аббатство получает мостовщину. Ты вернешь свои деньги, а когда ярмарка оживет, даже получишь прибыль.
— Дядя Антоний ведает духовными делами, он, наверно, считает, что это не его епархия, — раздумывала Керис.
— Но он хозяин города! — отрезал Эдмунд. — Только он может это сделать! — И вопросительно посмотрел на дочь, понимая, что та не стала бы возражать ему просто так. — А ты, собственно, о чем?
— А если горожане построят мост, а мостовшина пойдет на оплату заема?
Олдермен открыл рот, но не знал, что сказать. Дочь посмотрела на Антония. Тот пожал плечами:
— Когда создавалось аббатство, единственным источником его доходов была мостовшина. Я не могу от нее отказаться.
— Но подумайте, сколько вы выиграете, если шерстяная ярмарка и воскресный рынок возродятся! Это ведь не только мостовшина, это еще и налог с лотков, и процент аббатства от каждой сделки, заключенной на ярмарке, и пожертвования.
— А еще продажа твоих же товаров — шерсть, зерно, кожи, книги, статуи святых… — добавил Эдмунд.
— Это все твои интриги! — Антоний негодующе ткнул пальцем в брата. — Ты подучил и дочь, и этого парня. Он бы никогда не выдумал такой схемы, а она просто женщина. Это все твоих рук дело. Обычный заговор, чтобы надуть меня на мостовщине. Что ж, он провалился. Слава Богу, я не дурак!
Аббат развернулся и зашлепал по грязи.
— Не понимаю, как мой отец мог произвести на свет такого безмозглого упрямца, — скрипнул зубами Эдмунд и тоже заковылял прочь.
Керис повернулась к Мерфину:
— Ну и что ты думаешь?
— Не знаю. — Подмастерье не смотрел ей в глаза. — Я, пожалуй, пойду работать. — И ушел, не поцеловав.
— Ну и ну, — покачала она головой, когда юноша уже не мог ее слышать. — Что с ним такое?
8
Граф Ширинг приехал в Кингсбридж во вторник ярмарочной недели вместе с сыновьями, другими родственниками, а также свитой из рыцарей и сквайров.
[6]
Роланд выслал вперед людей, чтобы они разогнали всех с моста. За час до прибытия графа мост перекрыли, чтобы вельможа не уронил достоинство, дожидаясь очереди вместе с простолюдинами. Свита в черно-красных ливреях ехала по лужам под развевающимися знаменами, из-под копыт лошадей на горожан летела грязь. Граф Роланд очень преуспел за последние десять лет при королеве Изабелле и ее сыне Эдуарде III и хотел всем это показать, что свойственно сильным мира сего.
