— Как она?
— Ей вонзили нож в сердце. — Целительница заплакала. — Ты тащил ее уже мертвую.
72
Открыв глаза, мастер тут же вновь зажмурился от яркого света. По углу падения солнечных лучей он определил, что дело к полудню, и понял, что спал долго. Вспоминал события минувшей ночи как дурной сон, на какое-то мгновение понадеявшись, что ничего этого на самом деле не было. Но грудь при дыхании болела, а опаленное лицо горело. При мысли об убийстве Тилли и сестры Нелли, невинных юных женщин, ужас снова овладел им. Как это могло случиться?
Оказывается, его разбудила Керис — она как раз ставила на маленький столик возле кровати поднос. Монахиня стояла к нему спиной, но по согнутым плечам и посадке головы Мерфин понял, что она просто убита. Чего удивляться?
Мастер встал. Аббатиса пододвинула к столику два табурета, и они сели. Зодчий с нежностью всмотрелся в нее — вокруг глаз напряженные морщинки. Спала ли она? Левая щека испачкана сажей. Мерфин облизнул большой палец и мягко стер ее. Керис принесла свежий хлеб с маслом и кувшин сидра. Голодный Мостник набросился на еду. Возмущенная Керис есть не могла. С полным ртом Мерфин спросил:
— Как Томас?
— В госпитале. У него болит голова, но говорит связно, отвечает на вопросы, так что, судя по всему, мозг не поврежден.
— Слава Богу. Должно быть расследование.
— Я послала записку шерифу Ширинга.
— Наверняка все навесят на Тэма Невидимку.
— Невидимка умер.
Мерфин кивнул. Он было повеселел после завтрака, но теперь опять скис и, дожевав хлеб, отодвинул тарелку.
— Грабитель не хотел выдавать свое имя и солгал, не зная, что Тэм умер у меня в госпитале три месяца назад.
— И как ты думаешь, кто это?
— Кто-то, кого мы знаем. Иначе зачем маски?
— Возможно.
— Разбойники маски не носят.
Верно. Разбойники все равно вне закона — им плевать, узнают их или нет. Эти же грабители — совсем другое дело. Маски наводили на мысль, что узнанными боялись быть респектабельные граждане. Керис в холодной ярости продолжала рассуждать:
— Они убили Нелли, чтобы Джоана открыла сокровищницу, но убивать Тилли не было никакой необходимости: налетчики уже вошли в хранилище. Но почему-то ее все же убили. И не просто оставили в огне и дыму, а нанесли смертельный удар ножом. По какой-то причине эти люди хотели, чтобы она погибла наверняка.
— И что?
Аббатиса не ответила на этот вопрос.
— Тилли считала, что Ральф хочет ее убить.
— Знаю.
— Один из людей в капюшонах в какой-то момент хотел с тобой разделаться. — У нее запершило в горле, и настоятельница умолкла. Затем отпила сидра из кружки Мерфина и взяла себя в руки. — Но вожак его остановил. Почему? Они уже убили монахиню и знатную леди. С чего вдруг не решились прикончить какого-то строителя?
— Ты считаешь, что это Ральф?
— А ты?
— Увы. — Мерфин тяжело вздохнул. — Видела рукавицу?
— Да, я заметила, что он был в рукавицах.
Зодчий покачал головой.
— В одной. Только на левой руке. Именно рукавица, а не перчатка.
— Чтобы скрыть увечье.
— Я не уверен, и мы, конечно, ничего не докажем, но мои подозрения усиливаются.
Керис встала:
— Давай посмотрим, что они натворили.
Вдвоем прошли в женскую аркаду. Послушницы и сироты мыли сокровищницу, таскали мешки с обгоревшим деревом и пеплом вверх по винтовой лестнице, передавая все, что не совсем сгорело, сестре Джоане и снося мусор к навозным кучам. На столе в трапезной лежала соборная утварь: золотые и серебряные подсвечники, изящные, усыпанные драгоценными камнями распятия, чаши. Мерфин удивился:
— А это они не взяли?
— Взяли, но, вероятно, только для вида. Выбросили потом в канаву за городом. Вещи нашел крестьянин, шедший сегодня утром в город продавать яйца. По счастью, он оказался честным.
Зодчий поднял золотой акваманил, сосуд для омовения рук, в форме петушка с выгравированными на шее красивыми перьями.
— Такое трудно продать. Те немногие, кто может это купить, догадаются, что вещь украдена.
— Но можно переплавить и продать золото.
— Очевидно, слишком много хлопот.
— Может быть.
Это Керис не убедило. Мостника, впрочем, тоже не устроило собственное объяснение. Грабеж был тщательно спланирован, это ясно. Тогда почему же воры заранее не продумали, как поступить с утварью?
Аббатиса и олдермен спустились в сокровищницу. Мастер припомнил ужасы прошедшей ночи, и у него заныл живот. Керис велела отмывавшим стены и пол послушницам передохнуть, сняла с полки деревянный лом и приподняла одну из напольных плит. Мерфин сначала не обратил внимания на небольшие щели вокруг нее. В довольно просторном подполе стоял деревянный ларец. Настоятельница вытащила его и отперла висевшим на поясе ключом. Груда золотых монет. Архитектор удивился:
— Не заметили!
— Здесь еще три тайника. Один в полу и два в стене. Разбойники не вскрыли ни один.
— Значит, не очень тщательно смотрели. Почти во всех сокровищницах есть тайники. Это многим известно.
— Особенно грабителям.
— Тогда, может быть, деньги интересовали их меньше.
— Именно. — Монахиня заперла ларец и поставила на место.
— Если они выбросили утварь, если не очень-то искали деньги, тогда для чего вообще приходили?
— Убить Тилли. А грабеж — прикрытие.
Мерфин подумал.
— Для этого не нужен такой сложный план. Тилли можно было убить в дормитории, а когда монахини вернулись бы с утрени, убийц уже и след простыл бы. А если действовать аккуратно — допустим, задушить подушкой, — мы даже могли подумать, что она умерла естественной смертью. Якобы во сне.
— Тогда что все это значит? Ведь грабители ушли почти с пустыми руками — пара золотых монет.
Зодчий обвел взглядом сокровищницу:
— А где хартии?
— Вероятно, сгорели. Это не так важно. У меня есть копии.
— Пергамент плохо горит.
— Никогда не пробовала его поджигать.
— Он тлеет, морщится, коробится, но огонь его не охватывает.
— Тогда, может, их уже отнесли наверх послушницы.
— Пойдем посмотрим.
В аркаде настоятельница спросила Джоану:
— В пепле был пергамент?
Та покачала головой:
— Ни кусочка.
