В свите ехал и Ральф. Какое счастье быть сквайром графа Роланда! Его хорошо кормили и одевали, сын сэра Джеральда учился ездить верхом и фехтовать и почти все время проводил на охоте, за играми и развлечениями. За шесть с половиной лет никто не попросил его ни прочитать, ни написать ни единого слова. Следуя за графом мимо скученных лотков, видя устремленные на него завистливые или испуганные взгляды, он жалел торговцев, ползающих в грязи за жалкие пенни.
Граф сошел с лошади у дома аббата. Его младший сын Ричард, епископ Кингсбриджа, вообще-то должен был служить в соборе, однако епископский дворец находился в графском городе Ширинге, в двух днях пути, что устраивало и епископа, которому приходилось решать не только религиозные, но и политические вопросы, и монахов, довольных, что за ними наблюдают не так пристально. Ричарду исполнилось всего двадцать восемь лет, но его отец был близок к королю, а это значило побольше, чем возраст.
Остальная свита свернула к южной части собора. Старший сын графа Уильям, лорд Кастер, велел сквайрам поставить лошадей на конюшню, человек пять рыцарей отправились в госпиталь. Ральф поспешил помочь жене Уильяма, леди Филиппе, сойти с лошади. Он был безнадежно влюблен в эту высокую красивую женщину с длинными ногами и глубоким декольте.
Когда все лошади были ухожены, сквайр отправился к отцу с матерью. Они жили в маленьком домике в юго-западной части города у реки, куда доносился мерзкий запах дубилен. Подходя к дому, Ральф в своей красно-черной ливрее поежился от стыда и порадовался, что леди Филиппа не видит, как низко пали его родители. Он не видел их год, оба постарели. Леди Мод поседела, а сэр Джеральд медленно слеп. Сына угостили монастырским сидром и собранной матерью в лесу земляникой. Отец пришел в восторг от ливрейных цветов.
— Граф еще не сделал тебя рыцарем? — нетерпеливо спросил он.
Каждый сквайр стремился стать рыцарем, но Ральф больше остальных. Отец не забыл унижения десятилетней давности, когда у него отобрали земли и семейство стало иждивенцем аббатства. В тот день в сердце Фитцджеральда-младшего вошла заноза, и боль не утихнет до тех пор, пока он не восстановит фамильную честь. Но не все сквайры становились рыцарями. Тем не менее отец всегда говорил так, будто для Ральфа это лишь вопрос времени.
— Пока нет. Но похоже, мы скоро отправимся на войну с Францией; там-то уж я себя проявлю.
Он старался говорить небрежно и не показать, как мечтает отличиться в сражении. Мать пришла в ужас.
— Почему короли всегда воюют?
Отец засмеялся:
— Мужчины созданы для этого.
— Неправда, — резко ответила она. — Я в муках рожала Ральфа вовсе не для того, чтобы какой-нибудь французский меч снес ему голову или в сердце вонзился болт арбалета.
Отмахнувшись, отец спросил:
— Почему ты считаешь, что будет война?
— Король Филипп Французский занял Гасконь.
— Вот оно что. Этого мы, конечно, потерпеть не можем.
Английская корона на протяжении нескольких поколений владела этой провинцией на западе Франции. Купцы Бордо и Байонны имели немалые привилегии и вели дела не столько с Парижем, сколько с Лондоном. Но все-таки там было неспокойно. Ральф добавил:
— Король направил для заключения союза посольство во Фландрию.
— Союзники потребуют денег.
— Поэтому граф Роланд и приехал в Кингсбрпдж. Эдуард хочет занять у купцов.
— И сколько же?
— Говорят о двухстах тысячах фунтов, по всей стране, в счет будущих налогов на шерсть.
Мать негромко заметила:
— Не стоит королю загонять купцов в гроб.
— Да ну, у торгашей куча денег — посмотри только на их дорогую одежду. — В голосе отца сквозила горечь, и Ральф заметил, что на родителе поношенная льняная рубаха и старые башмаки. — И даже если нет, хотят же они, чтобы французский флот угомонился.
Весь прошлый год французские суда устраивали рейды в Южной Англии, грабя порты и сжигая корабли в гаванях.
— Французы нападают на нас, мы будем нападать на французов, — запричитала мать. — Ради чего?
— Женщине этого не понять! — рявкнул рыцарь.
— Чистая правда, — жестко отозвалась леди Мод.
Ральф сменил тему:
— Как брат?
— Стал хорошим ремесленником, — ответил отец.
Так барышник говорит, что малорослый пони — как раз то, что нужно женщине, подумал сквайр. Мать улыбнулась:
— Влюблен в дочь Эдмунда Суконщика.
— Керис? — Ральф улыбнулся. — Да, она всегда ему нравилась. Мы еще детьми играли вместе. Властная маленькая кокетка, но Мерфину, судя по всему, это не мешало. И что, собирается жениться?
— Думаю, да, — ответила Мод. — Когда закончится срок ученичества.
— Ну, нахлебается. — Ральф встал. — А где он сейчас?
— Работает у северного портала собора, — ответил отец. — Но может, сейчас обедает.
— Я поищу его.
Фитцджеральд поцеловал родителей и вышел. Вернулся 15 аббатство и прошелся по ярмарке. Дождь перестал. Отражаясь в лужах и поднимая пар от мокрых навесов, ярко светило солнце. Сквайр увидел знакомый профиль — прямой нос и сильный подбородок леди Филиппы, — и сердце его куда-то ухнуло. Она была чуть старше Ральфа — около двадцати пяти. Филиппа стояла у лотка и смотрела на рулон итальянского шелка, а влюбленный не мог оторвать взгляда от ее легкого летнего платья, стекающего с округлых бедер. Юноша отвесил вычурный придворный поклон. Супруга Кастера подняла глаза и слегка кивнула.
— Красивая ткань, — заметил он, пытаясь завязать разговор.
— Да.
В этот момент к ним подошел невысокий молодой человек с нечесаными рыжими волосами — Мерфин. Ральф был рад его видеть.
— Это мой умный старший брат, — представил сквайр.
Подмастерье обратился прямо к Филиппе:
— Купите бледно-зеленый. Он подойдет к вашим глазам.
Сквайр сморгнул. Это граничило с фамильярностью. Однако Филиппа, кажется, не обиделась, лишь с мягким упреком сказала:
— Если мне понадобится мнение мальчика, я спрошу своего сына. — Но улыбнулась почти кокетливо.
Ральф прошипел:
— Это же леди Филиппа, дурак! Прошу прощения за дерзость брата, миледи.
— Но как же его зовут?
— Я Мерфин Фитцджеральд; к вашим услугам в любое время, когда у вас возникнут сомнения относительно шелка.
Ральф взял родича за руку и оттащил, пока тот не ляпнул еще какую-нибудь глупость.
— Не знаю, как тебе это удается, — с раздражением и вместе с тем с завистью буркнул младший брат. — Значит, шелк подойдет к ее глазам, вот как? Если бы я брякнул что-нибудь в таком роде, меня бы высекли.
