— Не подходите ко мне.
Если бы она этого не сказала, хозяин, вероятно, улегся бы и заснул. Но резкий отказ только подстегнул.
— Я граф Ширинг, а вы моя жена. И я буду подходить к вам когда хочу.
— Вы не посмеете. — Она отвернулась надеть рубашку.
Это Ральфа рассердило. Когда супруга подняла рубашку, чтобы продеть голову, Фитцджеральд довольно сильно шлепнул ее по ягодицам, надеясь, что причинил боль. Графиня с криком подпрыгнула.
— Это за «не посмеете», — сказал он.
Филиппа повернулась, намереваясь что-то возразить, и рыцарь, не думая, ударил ее по губам. Леди Ширинг оступилась и упала, прижав руки к лицу. На губах показалась кровь. Но холодная красавица лежала на спине, голая, раздвинув ноги. Ральф набросился на нее. Графиня яростно извивалась, но он был больше, сильнее и без труда одолел ее.
Все совершилось очень быстро. Тяжело дыша, лорд откатился и через несколько секунд посмотрел на Филиппу. Она лежала, закрыв глаза, но с каким-то странным выражением на лице. Ральф немного подумал, потом постарался отвлечься, хотя озадаченность не покидала его. Впечатление создавалось такое, будто жена торжествовала.
Мерфин понял, что Филиппа вернулась в Кингсбридж, увидев в «Колоколе» ее горничную. Он ждал ее ночью, но, к его огорчению, возлюбленная не пришла. Зодчий решил, что ей неловко. Какая женщина будет хорошо себя чувствовать в подобной ситуации, хотя причины очевидны и любимый мужчина все знает и понимает.
Следующая ночь тоже прошла без нее, потом наступило воскресенье, и мастер надеялся увидеть ее в церкви. Но графиня не появилась и на службе. Знать никак не может пропускать воскресные службы. Что случилось? После службы Мостник отправил Лоллу с Арном и Эм домой, а сам по лужайке пошел к старому госпиталю. На верхнем этаже располагались комнаты для важных гостей. Мерфин поднялся по наружной лестнице и в коридоре столкнулся с Керис. Та даже не спросила, зачем он здесь.
— Леди Ширинг не хочет, чтобы ты к ней заходил, но ты, вероятно, хочешь.
Зодчий обратил внимание на то, как она странно выразилась: не «не хочет тебя видеть», а «не хочет, чтобы ты к ней заходил». В тазу, что Керис держала в руках, лежала окровавленная тряпка. Страх стиснул сердце мастеру.
— Что случилось?
— Ничего страшного. Ребенок не пострадал.
— Слава Богу.
— Отец ведь ты?
— Ради Бога! Если тебя услышат…
— Все годы, что мы были вместе, я зачала всего один раз, — грустно бросила Керис.
Архитектор отвернулся.
— Где она?
— Прости, что говорю о себе. Это тебя меньше всего интересует. Леди Филиппа в средней комнате.
Он услышал в ее голосе с трудом сдерживаемую скорбь и помедлил, несмотря на все свое беспокойство за Филиппу.
— Пожалуйста, не думай, что мне на тебя наплевать. — Мерфин коснулся руки Керис. — Мне всегда важно, как у тебя дела, и я хочу, чтобы ты была счастлива.
Монахиня кивнула, и слезы навернулись ей на глаза.
— Знаю. Я эгоистка. Иди к Филиппе.
Строитель оставил Керис и вошел в среднюю комнату. Графиня спиной к нему стояла на коленях на скамеечке для молитв. Мостник прервал ее:
— Как ты?
Она встала и обернулась. На лице смятение, губы сильно распухли и покрылись корочкой. Мастер понял, что аббатиса промывала ей рану — отсюда окровавленная тряпка.
— Что случилось? Ты можешь говорить?
Она кивнула:
— Несколько нечетко, но могу.
— Ральф бил тебя?
— Лицо как у ведьмы, но в остальном ничего страшного.
Мерфин обнял ее. Графиня положила голову на его плечо. Какое-то время они молчали, потом Филиппа заплакала. Зодчий гладил ее по голове, по спине, а она содрогалась от рыданий.
— Ну-ну, будет, — утешал архитектор, целуя возлюбленную в лоб, но она не могла успокоиться.
Когда рыдания наконец поутихли, Мерфин спросил:
— Можно поцеловать тебя в губы?
— Только не сильно, — кивнула Филиппа.
Он легонько коснулся ее губ, которые пахли миндалем: Керис обработала ранки мазью.
— Расскажи, — попросил Мостник.
— Все получилось. Я обвела его вокруг пальца. Ральф будет думать, что это его ребенок.
Зодчий дотронулся до ее губ кончиком пальца.
— И он это сделал?
— Не сердись. Я попыталась его спровоцировать, и у меня получилось. Радуйся, что он избил меня.
— Радоваться?
— Твой брат решил, что меня нужно взять силой, что просто так я бы не согласилась. Он и понятия не имеет, как я его соблазнила, и никогда не догадается о правде. Я в безопасности — и наш ребенок.
Мастер положил ей руку на живот.
— А почему ты не пришла ко мне?
— В таком виде?
— Но когда тебе плохо, я еще больше хочу быть с тобой. Кроме того, я соскучился.
Филиппа отвела его руки:
— Я не могу, как шлюха, прыгать из одной постели в другую.
— Ах вот оно что. — Об этом зодчий не подумал.
— Ты меня понимаешь?
— Думаю, да. — Мерфин понимал, что женщина чувствует себя в такой ситуации скверно, хотя мужчина испытывал бы гордость. — И как долго?..
Графиня вздохнула и отстранилась.
— Не знаю.
— Ты о чем?
— Мы ведь так решили. Все будут думать, что это ребенок Ральфа; я добилась, чтобы в это поверил он. Теперь отец захочет воспитывать его.
Мостник поморщился.
— Я как-то не задумывался об этом, но полагал, ты останешься в монастыре.
— Ширинг не позволит, чтобы его ребенок воспитывался в монастыре, особенно если это будет мальчик.
— И что же ты собираешься делать? Вернешься в Эрлкасл?
— Да.
Ребенка, конечно, еще не было. Не человек, даже не младенец, просто растущий живот Филиппы. И все-таки Мерфину стало очень грустно. Лолла приносила ему много радости, и он с нетерпением ждал второго малыша. Но не сразу же Филиппа уедет.
— И когда ты собираешься ехать?
— Сейчас. — Увидев его реакцию, леди Ширинг чуть не заплакала. — Не могу тебе передать, как мне тяжело, но я перестала бы себя уважать, если бы продолжала спать с тобой, зная, что вернусь к Ральфу. Метаться между двух мужчин плохо, но оттого, что вы братья, все еще отвратительнее.
Слезы выступили у него на глазах.
— Значит, между нами все кончено? Вот так сразу?
