— Пожалуйста, Мерфин. Представь себе, что бы былое тобой, если бы на месте Сэма оказалась Лолла.
Мостник хотел возразить, что девочки не дерутся, но спохватился: как раз к Лолле это не относится.
— Боюсь, исход предрешен. — Олдермен посмотрел на Суконщицу. — Но ради тебя попытаюсь.
— Может, пойдешь прямо сейчас? — попросила Гвенда.
— Но Ральф еще в суде.
— Скоро обед. Они быстро закончат. Подождешь в отдельной комнате.
Зодчий восхищался ее решительностью.
— Ладно.
Архитектор вышел из таверны и вернулся в суд. Возле комнаты судей стоял привратник.
— Я брат графа, олдермен Мерфин из Кингсбриджа.
— Да, олдермен, я вас знаю, — ответил тот. — Конечно, проходите.
Мастер зашел в небольшую комнату и сел. Трудно обращаться к брату с просьбой. Уже много лет как между ними установились прохладные отношения. Мерфин давно перестал узнавать Ральфа. Разве это его брат изнасиловал Аннет и убил Тилли? Невероятно, что сталось с мальчиком, которого Мерфин любил в детстве. После смерти родителей они встречались только по официальным поводам и почти не говорили. Наглость просить об одолжении, используя родственные связи. Он бы не сделал этого для Гвенды, но для Керис должен.
Ждать пришлось недолго. Через несколько минут вошли судья и граф. После ранения, полученного на французской войне, Ральф прихрамывал, и Мерфин заметил, что хромота усилилась. Сэр Льюис узнал олдермена и протянул ему руку. Ральф, тоже пожав Мерфину руку, съязвил:
— Редкое удовольствие видеть брата.
Справедливая шпилька. Мастер кивнул, но все же сказал:
— Однако, полагаю, если кто и вправе рассчитывать на твою милость, так это я.
— О какой милости ты говоришь? Ты кого-то убил?
— Пока нет.
Сэр Льюис усмехнулся. Ширинг спросил:
— Тогда что же?
— Мы с тобой знаем Гвенду с самого детства.
Граф кивнул:
— Я убил ее собаку из твоего лука.
Мерфин забыл об этом, но задним числом понял: то был зловещий знак, предсказывавший, что выйдет из Ральфа.
— Может, ради того проявишь к ней сострадание?
— Думаю, Натан Рив больше достоин сострадания, чем этот пес.
— Никаких сомнений. Я просто хотел сказать, что, может, ту жестокость ты теперь загладишь добром.
— Загладить? — переспросил граф с такой яростью, что зодчий понял: все бесполезно. — Загладить? А кто мне загладит вот это? — Он дотронулся до сломанного носа и ткнул пальцем в брата. — Я скажу тебе, почему не хочу, чтобы Сэма помиловали. Глядя сегодня на Вулфрика, когда его сына признали виновным в убийстве, знаешь, что я увидел в его лице? Страх. Этот бесстыжий крестьянин наконец-то меня испугался. Я сломил его.
— Он так много для тебя значит?
— Повесил бы шестерых, чтобы это увидеть.
Мерфин уже готов был сдаться, но вспомнил горе Гвенды и решил попытаться еще раз:
— Но если ты победил, то цель достигнута, ведь так? Отпусти мальчишку. Попроси короля о помиловании.
— Нет. Я хочу, чтобы Вулфрик таким и остался.
Зодчий пожалел, что пришел. Надавив на Ральфа, он сделал только хуже. Его испугала мстительность и злобность брата. Архитектор вообще не хотел его больше видеть. Знакомое чувство, он уже испытывал подобное. Но ему всегда становилось тяжело при лишнем напоминании, каков Ральф на самом деле. Мастер отвернулся.
— Ладно, я должен был попытаться. До свидания.
Граф повеселел:
— Приходи в замок обедать. Шериф приготовил отличный стол. Приводи Керис, нормально поговорим. Со мной Филиппа. Ты ведь ее любишь?
Зодчий не собирался никуда идти.
— Я должен спросить у жены, — ответил он, отлично зная, что та скорее согласится пообедать с самим чертом.
— Ну, тогда увидимся.
Олдермен вернулся в таверну. Когда он шел по залу, Керис и Гвенда выжидательно смотрели на него. Он покачал головой:
— Я сделал все, что мог. Мне очень жаль.
Гвенда ожидала этого. Она расстроилась, но не удивилась. Все равно нужно было сначала попытаться спасти Сэма через Мерфина. Другой способ, находившийся в ее распоряжении, куда радикальнее. Крестьянка быстро поблагодарила олдермена и, выйдя из таверны, пошла к замку. Муж и сын отправились в дешевую таверну предместья, где можно сытно пообедать всего за фартинг. Сегодня Вулфрик ей все равно не поможет. Его сила и честность непригодны для переговоров с Ральфом и ему подобными. Кроме того, супруг не должен даже догадаться о том, как она собирается уговаривать Ширинга.
Поднимаясь по холму, она услышала позади конский топот. Гвенда остановилась и обернулась — Ральф, его свита, судья. Твердо смотрела на Ральфа, уверенная: Фитцджеральд заметит ее и поймет, что она пришла к нему. Но, подойдя к замку шерифа, обнаружила, что ворота заперты. Крестьянка приблизилась к крыльцу и обратилась к надзирателю:
— Я Гвенда из Вигли. Пожалуйста, передай сэру Ральфу, что мне нужно поговорить с ним наедине.
— Еще чего, — ответил тот. — Посмотри: все эти люди тоже хотят видеть графа, судью или шерифа.
По двору слонялось человек тридцать, кто-то с пергаментными свитками в руках. Пытаясь спасти сына от виселицы, Гвенда идет на огромный риск, но может выйти так, что ей просто не удастся поговорить с Ральфом до рассвета.
— Сколько? — спросила она.
Тот посмотрел на нее уже менее презрительно:
— Я не могу обещать, что он тебя примет.
— Назови ему мое имя.
— Два шиллинга. Двадцать четыре серебряных пенни.
Большие деньги, но все семейные сбережения у Гвенды в кошельке. Однако она не собиралась их гут же выкладывать.
— Как меня зовут?
— Не помню.
— Я тебе только что говорила. Как же ты назовешь мое имя графу Ральфу, если забыл?
Надзиратель пожал плечами.
— Ну повтори.
— Гвенда из Вигли.
— Ладно, передам.
Гвенда просунула руку в кошель, достала пригоршню серебряных монеток и отсчитала двадцать четыре. Недельное жалованье батрака. Она вспомнила, каким непосильным трудом заработала их. И теперь этот ленивый хам получит деньги ни за что. Надзиратель протянул руку. Крестьянка еще раз спросила:
— Как меня зовут?
— Гвенда.
— Гвенда откуда?
— Из Вигли. — И вдруг добавил: — Так ведь оттуда же сегодняшний убийца!
Просительница всыпала ему в ладонь деньги и как можно тверже сказала:
