— Иду, брат.
Керис поразилась, как толково распоряжался Карл, несмотря на слепоту. Когда Мерфин организовал работы на реке, она ушла оттуда. Убедившись, что все монахи знают о беде, нашла Мэтью Цирюльника и Мэтти Знахарку и отправилась на поиски своих. На мосту в момент крушения находились только дядя Антоний и Гризельда. Отца девушка нашла у здания гильдии с Буонавентурой Кароли. Эдмунд пробурчал:
— Теперь им придется построить новый мост! — И заковылял к реке помогать вытаскивать людей из воды.
Остальные оказались в порядке: тетка Петронилла готовила дома обед; сестра Алиса сидела с Элфриком в «Колоколе»; двоюродный брат Годвин проверял в соборе, как идут строительные работы. Гризельда отправилась домой отдохнуть. Об Антонии не было никаких известий. Керис не любила дядю, но не желала ему смерти и время от времени с тревогой осматривала тела, которые все несли и несли с берега.
Мать Сесилия и монахини промывали раны, накладывали мед, обеззараживающие средства, повязки и разносили укрепляющий, горячий, сдобренный пряностями эль. Мэтью, опытный полевой хирург, работал вместе с тучной Мэтти. Цирюльник вправлял поломанные руки и ноги, а Знахарка потом выдавала успокоительное.
Керис прошла к южному рукаву трансепта. Там, подальше от шума, сутолоки и крови, старшие врачи-монахи суетились вокруг все еще безжизненного тела графа Ширинга. С него сняли мокрую одежду и накрыли тяжелым одеялом.
— Он жив, — сообщил ей Годвин, — но положение очень серьезное. — Ризничий показал на затылок: — Раздроблена часть черепа.
Голова графа напоминала раздавленную корку пирога, смоченную кровью. В щели даже виднелось серое вещество. Конечно, с такими страшными ранами ничего не поделаешь. Брат Иосиф, видимо, считал так же, поскольку потер большой нос и прошепелявил:
— Необходимы мощи. Только они дадут надежду на выздоровление.
Керис не очень верила в это, но ничего не сказала. Зная, что в данном отношении отличается от остальных, она редко афишировала свои воззрения. Сыновья графа, лорд Уильям и епископ Ричард, стояли тут же. Высокий черноволосый бравый Уильям был более молодой копией человека, лежавшего без сознания. У Ричарда же были более светлые волосы и выпирающий животик. Возле них мялся брат Мерфина Ральф.
— Это я вытащил графа из воды, — напомнил он.
Керис уже второй раз слышала от него эти слова.
— Да, хорошо, — отозвался Уильям.
— А вы ничем не можете помочь графу? — обратилась к монахам Филиппа.
Годвин ответил:
— Самое сильное средство — молитва.
Мощи святого Адольфа покоились в ковчеге под главным алтарем. Когда Годвин и Иосиф ушли за ними, Мэтью Цирюльник наклонился над графом и осмотрел рану на голове.
— Так не лечат, — бросил он.
Уильям резко бросил:
— Что вы хотите этим сказать?
Лорд говорил, как и его отец.
— Череп ничем не отличается от других костей, — ответил Мэтью. — Он может срастись, но нужно правильно свести осколки. Иначе, если криво…
— Вы полагаете, что знаете лучше монахов?
— Милорд, монахи знают, как призвать помощь невещественного мира. Я лишь скрепляю поломанные кости.
— А откуда у вас такие знания?
— Много лет назад я служил хирургом в королевской армии. Войну с шотландцами прошел бок о бок с графом Роландом. Я и раньше видел проломленные головы.
— Вы можете что-нибудь сделать для моего отца?
От напора Уильяма Мэтью заметно нервничал, но говорил уверенно:
— Я бы вынул частички сломанной кости из мозга, промыл их и попытался сложить.
Керис разинула рот. Она не осмелилась бы на такую дерзкую операцию. Как у Цирюльника хватило духу предложить такое? А если он не прав?
Уильям спросил:
— И отец выздоровеет?
— Не знаю, — ответил Мэтью. — Иногда раны головы имеют странные последствия — нарушается ходьба или речь. Все, что я могу, это сложить череп. Если вы хотите чудес, просите святого.
— Так вы не можете обещать успеха.
— Всемогущ только Господь Бог. Люди должны делать то, что могут, и надеяться на лучшее. Однако я считаю, что ваш отец умрет, если рану не обработать.
— Но Иосиф и Годвин читали книги древних.
— А я видел раненых на полях сражений. Одни умирали, другие выздоравливали. Вам решать, кому довериться.
Уильям посмотрел на жену. Филиппа предложила:
— Пусть Цирюльник сделает что может, попросив помощи у святого Адольфа.
— Хорошо, приступайте, — кивнул Уильям.
— Графа нужно положить на стол, — решительно начал Цирюльник. — Возле окна, где на рану будет падать яркий свет.
Уильям щелчком подозвал двух послушников.
— Выполняйте приказы этого человека, — велел он.
Мэтью продолжил:
— Все, что мне потребуется, это миска теплого вина.
Монахи принесли из госпиталя грубо сколоченный стол и поставили его под большим окном южного рукава трансепта. Два сквайра положили на него графа Роланда.
— Пожалуйста, лицом вниз, — попросил Мэтью.
Графа перевернули. У хирурга имелся кожаный ранец, где он хранил острые инструменты, благодаря которым цирюльники и получили свое наименование. Сначала он достал маленькие ножницы и, наклонившись над Ширингом, начал срезать густые черные, но сальные волосы вокруг раны. Срезанные локоны Мэтью отбрасывал в сторону, и когда выстриг вокруг раны круг, ее стало лучше видно.
Вернулся брат Годвин с ковчегом — резной шкатулкой из золота и слоновой кости, где хранилась голова святого Адольфа и фрагменты руки. Увидев манипуляции Мэтью, он возмущенно спросил:
— Что здесь происходит?
Хирург поднял глаза.
— Пожалуйста, если вы поставите реликвии на спину графа, поближе к голове, я думаю, святой направит мою руку.
Годвин медлил и явно злился, что инициативу перехватил простой цирюльник. Лорд Уильям сказал:
— Делайте, как он говорит, брат, или ответственность за смерть моего отца ляжет на вас.
Но ризничий, не двинувшись, обратился к стоявшему в нескольких ярдах Карлу Слепому:
— Брат Карл, лорд Уильям приказывает мне…
— Я слышал лорда Уильяма, — перебил Карл. — Лучше выполнить его пожелание.
Годвин надеялся услышать другой ответ, и лицо его искривилось. С явной неохотой монах поставил священный ковчег на широкую спину графа Роланда.
Мэтью взял тонкие щипчики. Керис завороженно наблюдала, как очень осторожно Цирюльник захватил один осколок за наружный краешек, вместе с налипшими волосами и кожей отделил от головы, не затронув серое вещество под ним, и аккуратно положил в миску с теплым вином. То же самое он проделал еще с двумя осколками. Шум в соборе — стоны раненых, рыдания родных — куда-то отступил. Все молча, неподвижно стояли вокруг Мэтью и безжизненного тела графа. Затем цирюльник занялся осколками, не отделившимися от черепа. Срезал волосы, осторожно промывал маленькой льняной тряпочкой, смоченной в вине, затем пинцетом аккуратно прижимал кость туда, где, как полагал, ей место.
