— Догадался.
— Здорово. А он стреляет?
— Еще не пробовал. А как тебя зовут?
— Керис, я дочь Суконщика. А ты кто?
— Мерфин. Мой отец — сэр Джеральд. — Из отворота шапки юный стрелок достал свернутую тетиву.
— А почему тетива в шапке?
— Чтобы не намокла, когда дождь. Так делают все настоящие стрелки. — Набросив петлю на ушко нижнего плеча, он согнул лук и накинул вторую петлю.
— Ты будешь стрелять?
— Буду.
Кто-то сказал:
— Тебя не пустят.
Мерфин обернулся. Завистнику было лет двенадцать, высокий, худой, с большими руками и ногами. Юный мастер видел его ночью в госпитале вместе с родителями, его звали Филемон. Он терся около монахов, все время задавал какие-то вопросы и помогал накрывать ужин.
— Пусть только попробуют, — ответил Мерфин. — Почему это не пустят?
— Ты маленький.
— Это же глупо.
Не успев договорить, молодой лучник понял, что зря он так пыжится: взрослые часто бывают глупыми. Но самоуверенность Филемона взбесила его, тем более он только-только похвастался Керис. Самый молодой стрелок отошел от детей и приблизился к мужчинам, ожидающим своей очереди у мишени. В кругу взрослых он узнал очень высокого широкоплечего Марка Ткача. Тот заметил лук и тихо, ласково заговорил с мальчиком:
— Откуда он у тебя?
— Я сам его сделал, — с гордостью ответил Мерфин.
— Посмотри-ка, Элфрик, — Марк повернулся к соседу, — какой парнишка лук сделал.
Крепыш с хитрыми глазами бегло взглянул на изделие и презрительно заметил:
— Слишком маленький. Такой не пробьет доспехи французского рыцаря.
— Может, и не пробьет, — мягко возразил Марк. — Но думаю, парень двинется на французов только через пару лет.
— Все готово! — крикнул Джон Констебль. — Марк Ткач, ты первый.
Великан подошел к барьеру, поднял мощный лук и попробовал его, сильно согнув толстую дугу. Констебль заметил Мерфина и покачал головой:
— Мальчики не стреляют.
— Почему? — возмутился юный мастер.
— Не важно, иди.
Кто-то из детей захихикал.
— Но по какой причине? — не отступал Мерфин.
— Еще я с детьми буду объясняться. Давай, Марк, стреляй.
Старший сын Джеральда был смертельно оскорблен. Эта змея Филемон перед всеми опозорил его. Он отвернулся от мишени.
— Я же говорил.
— Эй ты, заткнись и убирайся.
— Ты не можешь заставить меня убраться, — ответил Филемон. Он был на шесть дюймов выше Мерфина.
— Зато я могу, — вышел вперед Ральф.
Молодой мастер вздохнул. Ральф — преданный брат, но не понимает, что, если из-за него подерется с Филемоном, лишь выставит Мерфина слабаком и дураком.
— Ладно, я пойду, — буркнул Филемон. — Помогу брату Годвину.
И ушел. Остальные дети тоже начали расходиться, посматривая, где поинтересней. Керис вскользь бросила Мерфину:
— Не обязательно стрелять здесь.
Девочке явно хотелось посмотреть, как это будет. Юный стрелок осмотрелся:
— А где?
Если его застанут за стрельбой без разрешения, то могут отобрать лук.
— Можно пойти в лес.
Мерфин удивился. Детям запрещалось ходить в лес. Там прятались разбойники. Сорванцов могли раздеть или превратить в рабов, а то еще чего похуже, о чем родители говорили одними намеками. Но даже если они возвращались из леса живыми и здоровыми, их пороли. Однако Керис, кажется, ничего не боялась, и сын рыцаря не хотел показаться трусом. Кроме того, мальчика подстегнул грубый отказ констебля.
— Ладно. Только чтобы нас никто не видел.
На это у дочери Суконщика был ответ:
— Я знаю дорогу.
И она пошла к реке. Братья двинулись за ней. Рядом семенила трехногая собака.
— Как зовут твою собаку? — спросил Мерфин.
— Это не моя, — ответила Керис. — Я дала ей кусок тухлого окорока и теперь не могу отвязаться.
Они шли по илистому берегу реки, мимо торговых складов, пристаней и барж. Мерфин украдкой рассматривал девочку, которая так легко стала их вожаком. Широкое решительное лицо, не красавица и не уродка, в зеленоватых глазах с золотистыми пятнышками светится озорство. Светло-каштановые волосы заплетены в две косы, по нынешней моде. Одежда дорогая, но вместо вышитых тряпичных туфелек, которые предпочитали благородные дамы, практичные кожаные башмаки.
Дочь Суконщика свернула от реки, прошла дровяной склад, и вдруг они оказались в низкорослом леске. Мерфину стало не по себе. Теперь, в лесу, где, может, за ними из-за дуба подсматривает какой-нибудь разбойник, он пожалел о своей браваде, но возвращаться стыдно. Дети пошли дальше, подыскивая большую поляну, где можно пострелять. Вдруг Керис заговорщически сказала:
— Видите тот большой куст остролиста?
— Да.
— Как только его пройдем, садитесь на землю, и чтобы тихо.
— Почему?
— Увидите.
Секунду спустя Мерфин, Ральф и Керис присели на корточки за кустом. Трехногий пес тоже сел и с надеждой посмотрел на девочку. Ральф хотел что-то спросить, но провожатая зашикала на него. Через минуту мимо прошла маленькая девочка. Дочь Суконщика выпрыгнула и схватила ее, та заверещала.
— Тихо. Дорога совсем близко, нельзя, чтобы нас слышали. Зачем ты за нами пошла?
— Вы забрали моего пса, он не хотел возвращаться.
— Я тебя знаю, ты была сегодня утром в церкви, — смягчилась Керис. — Все нормально, не плачь, мы тебе ничего не сделаем. Как тебя зовут?
— Гвенда.
— А собаку?
— Хоп. — Юная воровка подхватила пса, и тот принялся слизывать слезы хозяйки.
— Ладно, бери. Хотя лучше тебе пойти с нами — вдруг он опять удерет. Кроме того, ты, наверно, не найдешь дорогу обратно.
Все вместе пошли дальше, и Мерфин спросил:
— У кого восемь рук и одиннадцать ног?
— Сдаюсь, — тряхнул головой Ральф. Он всегда сдавался.
— А я знаю, — улыбнулась Керис. — Это мы. Четверо детей и собака. — Она засмеялась. — Здорово.
Мерфин остался доволен. Взрослые не всегда понимали его шутки, а уж девчонки и подавно. Гвенда принялась объяснять Ральфу:
— Две руки и две руки и две руки и две руки — это восемь. Две ноги…
По счастью, в лесу никого не было. Те немногие, кто имел здесь дела — дровосеки, угольщики, плавильщики, — сегодня не работали, знать тоже не охотилась по воскресеньям. Так что встретить они могли только разбойников. Но вряд ли. Большой лес тянулся на много миль. Мерфину ни разу в жизни не удалось пройти его от края до края. Дети вышли на широкую поляну, и юный стрелок остановился:
