Лэнгли был старше Годвина на три года, но в монастырской иерархии ризничий стоял выше. Тем не менее он всегда робел перед Томасом. Помощник неизменно почтительно относился к нему, но тому казалось, что ровно настолько, насколько требуется, не больше. Обмануть его будет непросто, а именно это Годвин и намеревался сделать.
Лэнгли передал Филемону престол и отошел следом за ризничим в боковой придел.
— Говорят, что ты можешь стать аббатом.
— То же самое говорят о тебе, — ответил Томас.
— Я не буду выдвигать свою кандидатуру.
Бывший рыцарь поднял брови:
— Ты удивляешь меня, брат.
— По двум причинам. Во-первых, мне кажется, ты лучше справишься с этой работой.
Томас удивился еще больше. Видимо, он не предполагал в Годвине подобной скромности. И был прав: ризничий лгал.
— Во-вторых, у тебя больше шансов. — Вот теперь честолюбец говорил правду. — Молодые предпочитают меня, ноты нравишься всем.
Лэнгли сощурил красивые глаза. Он искал ловушку.
— Я хочу тебе помочь, — продолжал между тем ризничий. — Убежден, следует выбрать аббата, который реформирует монастырь и приведет в порядок хозяйство.
— Думаю, мне это по силам. Но чего ты хочешь за поддержку?
Годвин понимал, что ничего не просить нельзя. Томас все равно не поверит. Он заготовил правдоподобную ложь:
— Я хочу стать твоим помощником.
Однорукий монах кивнул, но согласился не сразу.
— И как ты собираешься мне помогать?
— Прежде всего обеспечу тебе поддержку города.
— Считаешь, для этого достаточно иметь в дядьях Эдмунда Суконщика?
— Не так все просто. Городу нужен мост. Карл ничего не обещает. Город не хочет видеть его аббатом. Если я скажу олдермену, что ты начнешь строить мост сразу после избрания, за тебя встанут все.
— Но тогда многие монахи за меня не проголосуют.
— Я не был бы так категоричен. Не забудь, выбор братьев должен одобрить епископ. Епископы, как правило, достаточно осторожны и оглядываются на мнение мирян. Ричард не станет нарываться на неприятности. Поддержка города очень важна.
Годвин видел, что Томас ему не верит. Лэнгли пристально смотрел на него, и ризничий взмок, изо всех сил стараясь ничем себя не выдать. Однако Томас согласился с его доводами:
— Разумеется, нам нужен новый мост. Какая глупость со стороны Карла уходить от решения этого вопроса.
— Пообещаешь построить мост?
— Ты весьма настойчив.
Интриган прикрылся руками:
— Я вовсе не хотел. Конечно, следует делать то, что считаешь Божьей волей.
Томас вновь прищурился. Он не верил в бескорыстие собрата, но все же ответил:
— Я буду молиться.
Ризничий понял, что большей ясности сегодня от Лэнгли не добиться, а давить сильнее боялся.
— Я тоже. — Он отошел.
Томас действительно будет молиться. Для себя ему почти ничего не нужно. Если решит, что на то воля Божья, выставит свою кандидатуру, нет — нет. В данный момент Годвин больше ничего не мог сделать.
Гроб с телом Антония стоял в кругу свечного пламени. Собор заполнился горожанами и крестьянами из окрестных деревень. Претендент на дом аббата поискал глазами Керис. Сестра стояла в южном рукаве трансепта и осматривала леса Мерфина в приделе. Годвин любил вспоминать те времена, когда Керис была маленькой, а он — всезнающим старшим братом. Монах обратил внимание, что после крушения моста дочь дяди Эдмунда ходила мрачной, но сегодня повеселела, и Годвин обрадовался: он любил ее.
— У тебя, кажется, все хорошо, — ризничий коснулся ее руки.
— Да, — улыбнулась та. — Любовный узел развязался. Но тебе этого не понять.
— Да куда уж.
«Ты и понятия не имеешь, — подумал Годвин, — сколько любовных узлов среди монахов. Но зачем мирянам знать о монашеских грехах?»
— Хорошо бы твой отец поговорил с епископом Ричардом по поводу постройки нового моста.
— Моста? — скептически переспросила Керис. Ребенком она боготворила его, но все в прошлом. — А зачем? Это же не его мост.
— Избранного монахами аббата должен одобрить епископ. Вот если бы Ричард дал понять, что не утвердит того, кто не собирается строить мост. Некоторые братья останутся при своем, но будут и такие, которые решат, что нет смысла голосовать заведомо впустую.
— Понятно. Ты в самом деле думаешь, что отец может помочь?
— Не сомневаюсь.
— Я передам.
— Спасибо.
Зазвонил колокол. Годвин незаметно вышел из собора во дворик и влился в процессию монахов. Полдень. За утро проделана хорошая работа.
16
Рано утром в понедельник Вулфрик и Гвенда отправились в дальний путь из Кингсбриджа домой. Керис и Мерфин смотрели, как они плывут на новом пароме, и Фитцджеральд остался доволен. Правда, деревянные шестеренки быстро изотрутся. Лучше бы, конечно, железные, но… Девушка думала о другом.
— Гвенда так влюблена, — вздохнула дочь Суконщика.
— Вулфрик ей не светит.
— Откуда ты знаешь? Она решительная. Посмотри только, как девушка убежала от Коробейника.
— Но Вулфрик помолвлен с этой Аннет, которая намного красивее.
— Красота еще не все в любви.
— За что я благодарю Бога каждый день.
Девушка рассмеялась:
— Мне нравится твое смешное лицо.
— Вулфрик подрался из-за Аннет с моим братом. Наверно, он любит ее.
— У Гвенды есть приворотное зелье.
Молодой человек насупился.
— Ты считаешь, что девушка имеет право женить на себе мужчину, который любит другую?
С минуту Керис молчала. Нежная шея покраснела.
— Я об этом не думала. Разве это то же самое?
— Почти.
— Но она не заставляет его, она просто хочет, чтобы юноша ее полюбил.
— Пусть добьется этого безо всякого зелья.
— Теперь мне стыдно, что я ей помогала.
— Поздно.
Вулфрик и Гвенда сошли с парома, помахали друзьям и зашагали по предместью; рядом семенил Скип. Мерфин и Керис вернулись на главную улицу, и девушка бросила:
— Ты еще не говорил с Гризельдой?
— Как раз собираюсь. Не могу понять, хочу я или боюсь.
— Тебе нечего бояться. Это она лгала.
— Так-то оно так. — Фитцджеральд потрогал лицо. Синяки почти сошли. — Надеюсь только, Элфрик не полезет опять драться.
