— Суд аббатства. — Лицо Элфрика исказилось от злобы. — Разве монахи решат дело по справедливости, если кто-то имеет претензии к священнику?
С этим все согласились. На памяти у людей было слишком много примеров, когда монастырский суд принимал несправедливые решения в пользу клира. Но Жофруа парировал:
— А разве подмастерье может рассчитывать на справедливость в гильдии, где заправилами косные мастера?
Раздался смех: здесь любили остроумные пикировки. Элфрик сдался. Без всякого суда уничтожить Мерфина не составляло для него никакого труда, но справиться со священником куда сложнее. Строитель обиженно буркнул:
— Несчастный день для города, когда подмастерья плюют на мастеров, а священники поддерживают молокососов.
Поняв, что проиграл, он ушел. Фитцджеральд чувствовал в руке тяжелые монеты: восемь шиллингов, девяносто шесть серебряных пенни, две пятых фунта. Он знал, что следует пересчитать, но его переполняло счастье, и юноша махнул рукой. Его первое жалованье.
— Ваши деньги, — протянул он руку Эдмунду.
— Отдай сейчас пять шиллингов, остальное позже, — великодушно ответил тот. — Оставь немного себе. Ты их заслужил.
Мерфин улыбнулся. Ему останется три шиллинга — столько у него в жизни не было. Он не знал, что с ними делать, и решил купить матери цыпленка.
Наступил полдень, все разошлись по домам обедать. Молодой мастер пошел с Керис и Эдмундом. Фитцджеральд не сомневался, что будущее его обеспечено. Он доказал, что стал плотником, а после того как отец Жофруа дал ему работу, кто теперь станет воротить нос. Он сумеет заработать на жизнь. У него будет свой дом. Он женится.
Их ждала Петронилла. Когда Мерфин отсчитал Суконщику пять шиллингов, она поставила на стол блюдо с рыбой, запеченной в ароматных травах. Чтобы отметить победу, Эдмунд налил всем сладкого рейнского вина. Но олдермен был не из тех, кто живет воспоминаниями о прошлом, и нетерпеливо напомнил:
— Нужно двигать мост. Прошло пять недель, а ничего не сделано!
— Граф вроде быстро поправляется, так что, наверно, монахи скоро изберут аббата, — заметила Петронилла. — Нужно поговорить с Годвином. Я не видела его после вчерашнего, когда Карл Слепой споткнулся в соборе.
— Я бы хотел увидеть чертежи моста, — продолжил Эдмунд. — Тогда строительство можно будет начать сразу после выборов.
Мерфин навострил уши:
— Что вы имеете в виду?
— Это непременно должен быть каменный мост, широкий, для разъезда двух повозок.
Мастер кивнул:
— И спуски по обеим сторонам, чтобы люди сходили на сухую землю, а не в грязь.
— Да, прекрасно.
— Но как вы поставите каменные опоры посреди реки? — спросила Керис.
— Понятия не имею, но должен существовать способ. На свете куча каменных мостов, — ответил Эдмунд.
— Я что-то подобное слышал, — задумчиво обронил Мерфин. — Сначала строят специальную конструкцию — коффердам, — которая не пропускает воду туда, где будет стоять мост. Это довольно просто, но сделать нужно аккуратно, чтобы вода не просачивалась.
Вошел взволнованный Годвин. Фитцджеральд изумился, что монах просто так расхаживает по городу.
— Карл снял свою кандидатуру, — выпалил ризничий.
— Хорошие новости! — воскликнул Эдмунд. — Выпей-ка вина.
— Рано праздновать.
— Почему? Единственный кандидат теперь Томас, а он за мост. Наш вопрос решен.
— Уже не единственный. Граф хочет Савла Белую Голову.
— Ого. — Эдмунд задумался. — А что, это так плохо?
— В том-то и дело. Савла любят, он оказался способным настоятелем обители Святого Иоанна. Если он согласится, то, вероятно, получит голоса бывших сторонников Карла и, значит, может победить. А будучи протеже графа — своего родственника, — Савл не посмеет его ослушаться. Роланду же наш мост не нужен, он оттянет людей с рынка Ширинга.
Суконщик забеспокоился:
— Мы что-нибудь можем сделать?
— Надеюсь, да. Граф вызывает Савла в Кингсбридж. Я вызвался сыграть роль гонца в надежде, что смогу как-то уговорить того отказаться.
— Вряд ли этого достаточно, — покачала головой Петронилла. Мерфин внимательно слушал: он не любил ее, но тетка Керис была умна. — Граф может выдвинуть другого. А все его кандидаты будут против моста.
Годвин закивал:
— Значит, если мне удастся выбить из борьбы Савла, нужно сделать так, чтобы следующая кандидатура графа была заведомо проигрышная.
— И кого ты имеешь в виду? — спросила Петронилла.
— Монаха Мёрдоу.
— Блестяще.
— Но это же кошмар! — воскликнула Керис.
— Именно, — повернулся к сестре Годвин. — Жадина, пьяница, трутень, самодовольный подстрекатель черни. Монахи ни за что его не изберут. Поэтому-то он и должен стать кандидатом графа.
Мерфин понял, что Годвин в мать: тог же талант на интриги.
— И как будем действовать? — спросила Петронилла.
— Сначала нужно уговорить Мёрдоу выдвинуть свою кандидатуру.
— Это не сложно. Достаточно просто намекнуть, что взошла его звезда. Он наверняка захочет стать аббатом.
— Согласен. Но мне нельзя этого сделать. Мёрдоу тут же все поймет. Всем известно, что я за Томаса.
— Я с ним поговорю, — вызвалась Петронилла. — Скажу, что мы с тобой поссорились, поскольку я против Томаса, а граф подыскивает кандидата и Мёрдоу именно тот, кто ему нужен. Он популярен в городе, особенно среди невежественных бедняков. Подыгрывает им, делает вид, будто свой. От болтуна требуется только одно: Ширинг должен понять, что Мёрдоу готов стать пешкой в его руках.
— Хорошо. — Годвин встал. — А я постараюсь присутствовать при их разговоре.
Он поцеловал мать в щеку и вышел. Рыбу съели. Мерфин жевал пропитанный соусом хлеб. Эдмунд предложил ему еще вина, но юноша отказался, побоявшись грохнуться с крыши церкви Святого Марка. Петронилла ушла на кухню, а олдермен удалился в гостиную соснуть. Мерфин и Керис остались одни. Молодой строитель пододвинулся к ней и поцеловал. Девушка улыбнулась:
— Я так горжусь тобой.
Фитцджеральд засиял. Он и сам собой гордился. Мастер опять поцеловал ее, на сей раз долгим поцелуем, и дотронулся до груди. Керис тихонько засмеялась:
— Хочешь, чтобы я тебя завела?
Это случалось иногда по вечерам, когда отец и Петронилла уходили спать и молодые люди оставались одни. Но сейчас был день, и войти могли в любой момент.
— Нет.
— Мне это ничего не стоит. — Она дотронулась до него.
— Неудобно. — Тот встал и отошел к другому концу стола.
