Прия листала свои записи, и капли слез висели на ресницах. Выбрать песню, любую песню, не имеет значения, какую, только бы заглушить погребальный оркестр. Трэш&Хэш: Репортаж из Пантеона [без цензуры] застучал в колонках. Уставившись на шкафы с медикаментами и сканирующие устройства, Прия опустилась на пол. Инструменты ремесла, которым она хотела заниматься еще с тех пор, когда беззубой девчонкой встречала отца после дежурства в больнице. Дев Парех возвращался с воспаленными от усталости глазами, но не переставал играть со своей единственной дочерью в медицинский осмотр. Он накладывал кукле на руку шину, сделанную из подходящей железки, учил Прию разным способам наложения швов, помогая зашить спину у какой-нибудь «мадам Винк», заполненной мягкой набивкой.
— Так будет лучше, — приговаривал он, откусывая нить. Ни один герой в мире не мог сравниться с папой, и Прия знала, что, когда вырастет, будет спасать не только единорогов из полиэстера, но и людей. Да и кто откажется спасать людей?
Только позже она начала замечать на опухшем от недосыпания лице отца что-то незнакомое — печаль, которая приходит вместе со знанием.
Некоторых людей спасти не удавалось.
Теперь Прия не слышала, как спускают спасательные шлюпки и кричат матросы, как все играет и играет оркестр обреченных, но это не помогало. Она знала, что там происходит, что там давным-давно произошло. Те, кто уже мертв, умирают, и ничего уже нельзя исправить к лучшему.
— Эй, Пи. Можно войти? — Прия узнала Фара по тени на шкафах; она знала ее, как свою.
Она кивнула. Лицо опухло, стало липким: вытирая слезы рукавом, Прия размазала по нему сопли. Фара она видела плачущим всего дважды, и слезинки можно было вытереть одним пальцем. Как после таких сильных эмоций можно оставаться свежим, Прия не понимала. Если уж она плакала, то походила на утопающего моржа…
С полной кружкой в руке Фар опустился рядом.
— Я принес твой чай.
Керамика еще не остыла, и теплые пальцы коснулись ее ладони, когда передавали чай. Сделав глоток, Прия почувствовала, как в груди разлилось тепло.
— Ты в порядке? — спросил Фар.
— Да. Нет. Я… я знаю, «Титаник» утонул, когда мы… когда я еще не родилась, — поправилась она. — Знаю, что все это в прошлом.
Фар прислонил голову к стене. Кудри его растрепались и повисли безжизненными прядями.
— Это прошлое не так уж далеко по сравнению с другими отрезками времени. Когда Берг рассказывал мне на ночь истории о путешествиях на «Аб этерно», речь всегда шла о приключениях и новых местах, но никогда о мертвых, которые там оставались.
И никогда о семьях. Одно путешествие во времени стоит больше миллиарда кредитов. Работники Корпуса часто догоняют своих родителей по возрасту, а собственные дети растут не быстрее, чем улитка ползает — так им кажется. По этой причине Прия поклялась никогда не встречаться с кадетами Корпуса. Любовь должна быть всем или ничем. Прие была неинтересна роль подружки из времени Центрального, отсутствующей в значительной части жизни своего возлюбленного. Все закончится тем, что люди скажут, будто он украл ее из колыбели. Если она решит быть с кем-то, то только вместе — плечом к плечу, год за годом, и пусть старость приходит к обоим одновременно.
Придерживаться такого правила не слишком трудно, потому что основную работу по обследованию кадетов выполняют мед-дроиды. А потом появляется парень, который пускает под откос всю отработанную систему. Искаженная ДНК, пробел вместо даты рождения. Прие хватило одного взгляда на карту Фарвея Маккарти, чтобы прийти к выводу: он — незаконнорожденный отпрыск какого-нибудь сенатора, каких в Академии полно; их карманы набиты шальными деньгами, а мозгов не хватает, и все приелось. О, как она ошибалась. Фар кипел жизнью, или жизнь кипела там, где он появлялся (трудно сказать, кто из них двоих сильнее). Его постоянная беспокойность — он то переступал с ноги на ногу, то отбивал пальцами дробь — была заразительна. Его исторические рассказы вызывали у Прии интерес к тем или иным эпохам, о которых она раньше не знала. В тот вечер, возвращаясь домой на автобусе, она обнаружила, что листает свои записи в поисках музыки, которая передавала бы бьющую через край жажду жизни этого парня.
И это стало началом новой песни для нее.
Решение присоединиться к команде «Инвиктуса» далось ей с неожиданной легкостью. Фару требовался медик, и хотя о настоящей любви речь не шла — ни тогда, ни потом, — Прия с радостью согласилась. Целый год прошел в кутерьме, они втискивали по две жизни в одну. Она продолжала ходить на свои дежурства и на субботние ужины к родителям, хотя с каждым возвращением домой все труднее становилось отвечать на вопрос, где она успела побывать. Что новенького в твоем мире, дочка? Как ответить на этот вопрос, если за неделю, которую мать провела в антикварном магазине, Прия успела потратить месяц на прыжки из Европы времен Второй мировой войны в эпоху золотой лихорадки в Америке, а оттуда — на борт корабля «Месть королевы Анны», при всем этом постоянно целуясь с мальчиком, о котором твои родители ничего не знают.
Имоджен и Грэм занимались со своими родителями такой же словесной акробатикой, хотя в конечном счете легкие заминки по ходу разговоров являлись приемлемой ценой. Прия вспоминала про это всякий раз, когда Фар начинал заговор про «Аб этерно», а потом не знал, чем заполнить речевые провалы, и даже его легендарная находчивость не помогала. Но он пробовал.
Пробовал.
— Ты бы спас тех людей внизу, если бы мог? — спросила Прия.
Фар помрачнел:
— Напрасное геройство только усугубляет ситуацию, тебе не кажется?
— Но это лучше, чем чувствовать себя стервятником.
— Но мы стервятники, Пи.
Нравилось ей это или нет, но Фар сказал правду.
— Мне больше нравится название «перевозчики реликвий».
— Если бы нам довелось перевозить реликвии, это было бы здорово. — Губы Фара скривились. — Что думаешь о нашей гостье?
— Со времен инструктора Марина тебя никто так не доставал. Даже пират, оставивший вот это. — Прия коснулась правого бицепса, где под рубашкой на ощупь чувствовался грубый рубец — след от удара клинком, который пришелся в область плечевой артерии. Она никогда не видела, чтобы из Фара лилось столько крови. Рану, оставленную ржавым кортиком, удалось стянуть швом с тридцатью стежками. «Просто царапина», — шутил он посиневшими губами, когда Грэм втаскивал его на борт корабля. Если бы рядом не оказалось Имоджен, предложившей кровь для переливания, история закончилась бы печально.
— С клинками я могу управиться, бей да коли! Но с этим? — Фар потер лицо. Гнев почти прошел, уступив место трезвым мыслям. — Когда меня выгнали из Академии, я поклялся: сделаю все, чтобы никогда не чувствовать себя таким… потерпевшим. Прошел почти год, и после стольких успешных экспедиций та же самая девушка подвешивает наше будущее на ниточке, а я не знаю, что делать. Если не доставлю «Рубаи» Лаксу… мы можем лишиться всего, Пи.
