— Вылазка на «Титаник» заставила тебя поволноваться, не так ли? — спросила Элиот.
— Можно сказать и так, — хмуро ответил Грэм и посмотрел искоса. — Что тебе об этом известно?
Все и ничего. Кроличья нора превратилась в бездну, но Элиот все же продолжила:
— На какое время ты нацеливался?
— Шесть часов вечера. Вместо этого мы высадились в десять.
Неужели разрыв длился целых четыре часа? Элиот не могла сказать с уверенностью. Подставной формулы для такого случая не существовало… оставалось только гадать. Ей требовалась реперная точка. Своего рода канарейка в их угольной шахте, способная предупредить о распространении Угасания.
[6] Тем вечером в 10.20 она, сидя на диванчике, разговаривала с парнем. Как его звали? Как его звали? Элиот мгновенно охватила паника, но тут она вспомнила. Чарльз. Чарльз, с пухлым, как у ребенка, личиком, девятнадцати лет от роду. Песочного цвета волосы, ясный взгляд… Умер более ста лет назад.
— Помни о Чарльзе, — пробормотала она — как приказ себе и команда Вере записать напоминание.
Грэм посмотрел на нее сверху вниз.
— Что?
Чарльз. Чарльз. С детским лицом.
— Ничего. — Элиот сильно кривила душой. Ее память служила не только арсеналом, но и барометром. Раз уж она начала забывать Чарльза…
— Я никогда ничего подобного не видел. Цифры… — Голос инженера прервался, потом его мысли потекли по другому руслу. — Я всю жизнь провел, наблюдая порядок вещей, обучаясь тому, как его сохранять. Ты что делаешь, когда мир теряет смысл?
Считывание выполнено на 23 %, сообщила Вера. Помни о Чарльзе.
Сверху, с краев навеса, каскадом хлынул и образовал завесу целый водопад. Мужчина за карточным столом надумал еще раз попытать удачу и проиграл по очкам. С досады всплеснув руками, он уплыл прочь.
— Нет ничего лучше нигилиста для замены гедониста. — Элиот кивнула на опустевшее место.
— Нам нельзя. Слишком сильное вмешательство. Перераспределение может…
Но Элиот уже брела к столу. Словно ниоткуда в руке ее появились наличные. Лови мгновение. Пусть все сбудется. То ли подействовал разнузданный стиль Вегаса, то ли она слишком устала, чтобы думать о последствиях. Ей хотелось совершить какой-то безумный поступок, а не волноваться все время из-за накопленных битов информации.
Даже Нерон играл на арфе, когда горел Рим…
Прежде чем обменять доллары — кругленькую сумму — на фишки, симпатичный дилер-блондин проверил фальшивое голографическое удостоверение личности. Девушку не волновало, проиграет она или нет. Деньги этой эпохи выглядели как игрушечные — пестрые зеленые бумажки, а фишки тем более. Она сделала максимальную ставку. Дилер сдал карты.
Рядом возник Грэм.
— Фару это не понравится.
— Что ж, ведь твоего капитана здесь нет, не так ли? Какой смысл ехать в Вегас, если не можешь потратить немного наличных?
— Это безответственно.
Элиот пожала плечами:
— Мы молоды. И разве это не наша работа? Если не хочешь принять участие, не стесняйся и присоединись к Имоджен.
Грэм не двигался. Дилер ждал знака, и Элиот стукнула по столу.
— Она хорошенькая, тебе не кажется?
— Да. Полагаю, да.
Типичный для парня односложный ответ.
— Почему ты не отвезешь ее в город? Скажем, на одно из магических представлений Пенна и Теллера?
— Мы товарищи по экипажу.
— Похоже, Прию с Фаром это не останавливает.
Грэм оглянулся: сквозь завесу падающей воды фигура Имоджен казалась размытой, только узел на голове выделялся ярким пятном. В глазах у Грэма перестали прыгать цифры, он уставился на это зеленое свечение.
— Они исключение из правила. В наш век такие отношения исчезли не совсем… — Инженер покачал головой. — Но сильно усложняют жизнь.
Сегодня каждый шел своей дорогой. Может, что-то такое содержалось в воде?
Смеяться вроде было неуместно, но Элиот не утерпела. Смех получился резкий и истерический, он отвлек дилера, и вместо одной карты тот сдал две. Взять еще или остановиться? Она набрала опасное количество очков, но счет имеет меньшее значение, чем принято думать, особенно если собираешься рисковать. Жизнь дана, чтобы жить. Ей надоело думать о потерянном времени, расходе воды, агенте Аккермане, зависшем считывании, реперных точках, перераспределении, Чарльзе и всех погибших, которых она уже не могла воскресить.
Пора воспользоваться этим фексовым отпуском.
— Карту! — сказала она.
19
ВО…ВОЛШЕБНИКИ
От «Инвиктуса» Фар с Прией шли долго. Брели, взявшись за руки, останавливались полюбоваться живописными видами Лас-Вегаса, провели незабываемый час возле «Космополитена», поглазели на танцующие фонтаны перед Белладжио. Фар нуждался в такой передышке. Рядом с Прией серьезные проблемы отходили на задний план, жизнь снова наполнялась маленькими радостями. Лишняя порция картошки фри с трюфелями. Поцелуй в облаке брызг от фонтана. Шутки, байки и веселый, звонкий смех Прии, как никогда красивой и обаятельной. Фар ненавидел Элиот за то, что та сумела вызвать у Прии сомнения в прочности их союза; ему хотелось всегда быть рядом с любимой. Элиот. Фу. Снова она, как заноза под кожей. Вампир, пиявка, комар, не просто высасывающий кровь или гордость, но лишающий его контроля за ситуацией.
Фар отгонял эти мысли, ловил и бросал в бутафорские венецианские каналы. Неужели беззаботная прогулка — такая уж роскошь? Неужели нельзя продлить очарование нормального, обычного состояния, которое они соткали вместе?
В сумерках город начало лихорадить: гуляющих по Стрипу стало вчетверо больше, рекламные щиты вспыхивали с большей настойчивостью. Подпитываясь этой энергией, Фар не поддавался ускоряющемуся ритму и даже позволил себе остановиться, чтобы дать несколько монет изможденного вида мужчине с картонкой, на которой значилось: все что мне нужно это травка.
Этот тип, по крайней мере, не скрывал своих мотивов. В отличие от некоторых…
Снова Элиот. Плечи свело десятифутовое напряжение при одной только мысли о девушке, уже трижды его обыгравшей и оставившей с пустыми руками. Как они вернутся в Центральное время, чтобы получить доступ к «Архивам предков», если Лакс выследит их там и потребует то, чего у них нет? От такой перспективы Фара пронзала ледяная дрожь.
— Что-то не так? — Прия остановилась.
— Знаешь, что пришло мне в голову? А не вернуться ли на «Инвиктус», угнать его и спрятаться в каком-нибудь затерянном тропическом раю, чтобы о нас никто и никогда больше не услышал? Разве это не ужасно?
