Реакция Элиот на наступление пустоты последовала мгновенно. Она выпустила их руки и побежала.
— БЕГИЗАНЕЙПРОКЛЯТЫЙДУРАК! — Имоджен вопила так громко, что он опомнился.
Фар бросился к матери. Пустота надвинулась так близко, что слова с ее губ вообще не слетали — они исчезали вместе с каменным полом всего в одном шаге от нее. Схватив мать за руку, Фар побежал, и Эмпра последовала за ним. Они вместе прорвались через книгохранилище, плечами расталкивая библиотекарей, спасающих манускрипты, стараясь нагнать Элиот. Девушка бежала впереди; стола ее уже промелькнула мимо статуи Анубиса.
От чего мы бежим?
Оглянувшись через плечо, Фар, к своему ужасу, увидел, что юго-восточного угла библиотеки больше нет. За ними гналась пустота, поглощающая полки и статуи и не поддающаяся никаким логическим объяснениям. Разум не находил объяснения тому, что наблюдал Фар.
— УБИРАЙТЕСЬОТТУДА! — вопила Имоджен. ГРЭМЗАГРУЖАЕТСИСТЕМЫ…ПОПЫТАЕМСЯСОВЕРШИТЬПРЫЖОК ХОТЯНАВИГАЦИОННЫЕФОРМУЛЫ ИСЧЕЗАЮТМНЕНУЖНО ЧТОБЫВЫБЫЛИЗДЕСЬ КОГДАМЫПРЫГНЕМ!
Воздуха в легких оставалось все меньше, тело горело. Икры, бедра, глазные яблоки, сухожилия. Эмпра бежала наравне с сыном, поэтому, когда они подбегали к выходу из библиотеки и собирались выскочить во двор, он выпустил ее руку. «Инвиктус» уже ждал там, паря в нескольких сантиметрах над землей с отключенной голографической защитой. Радужная громада, которую невозможно не заметить. Несколько ученых со ступеней указывали на него — грубейшее нарушение Устава Корпуса путешественников во времени Центрального изо всех, когда-либо совершенных Фаром с его экипажем.
Теперь это не имело значения. Корпус никогда уже не придет сюда. Сюда никто уже не придет. Если навигационные формулы исчезают, ни одна машина времени не сможет высадиться в этой дате.
Фару оставалось только надеяться, что они смогут взлететь.
В открытом люке «Инвиктуса» стояла и махала им руками Прия. Элиот уже запрыгнула на борт.
— СКОРЕЙСКОРЕЙСКОРЕЙБЕГИТЕ УГАСАНИЕНАСТУПАЕТ!
Крики кузины казались тем пронзительнее, чем мертвее была накатывающая сзади тишина. Угасание? Очень может быть. Небо исчезало, неоглядные просторы сметались, как шелуха, уступая место чему-то несравненно большему. Голубизна, дым и пепел растворялись, сами пространственные измерения переставали существовать, и уже вокруг «Инвиктуса» клубился невидимый хаос, вот-вот готовый сомкнуться.
Фар оттолкнулся от своих уже исчезающих следов и прыгнул в протянутые руки Прии. Кровь, жилы, все тело превратились в сгусток кинетической энергии. Он существовал в движении. Ему хотелось таким и остаться. Когда сандалии ударились о люк, сердце Фара взорвалось и его кусочки разлетелись по полу машины времени. Он лежал между ними в руках Прии, хрипло дышал и не понимал, где он и что с ним, а потом обернулся посмотреть на то, что было — и чего не было — позади него.
Эмпра находилась всего в нескольких шагах от люка, косы ее струились на бегу, а больше ничего не существовало. Пустота лизнула ее за пятки, похищая камни мостовой из-под ног матери. Свет выхватил ее лицо еще раз — на этот раз она была готова улететь с ним. Фар угадал свое имя на ее губах…
— Мама! — закричал он, потянувшись к ней. Прия изо всех сил вцепилась в его тогу. — Скорей!
ЭЛИОТЧТОТЫДЕЛАЕШЬЛЮКНЕ…
Мать смотрела на Фара, когда ее настигла пустота. Исчезли ступни, икры, потом бедра, Эмпра начала падать… и рухнула на землю, которой больше не существовало. В ее глазах застыла скорбь.
Фар еще кричал. Тишина набросилась на звук, как голодный зверь.
— НЕЕЕеееееет!
И все исчезло.
29
ПОЖИРАТЕЛЬНИЦА ВСЕГО
Для Фара Решетка всегда служила синонимом пустоты. Ученые Центрального часто использовали такие слова, как пустота или вакуум, когда пытались описать это неописуемое место. Теперь он знал, что подобные высказывания весьма далеки от действительности. Здесь имел место некий допуск на присутствие материи, некий уровень ее существования. Сам факт их пребывания в Решетке подтверждал это.
«Инвиктус» являлся как бы островом в безграничной тьме. Прия и Фар застыли на границе вечности: она — тяжело дыша, он — рыдая. Звуки вернулись к нормальному уровню, не создавая эха и не угасая, только мучительная боль длилась, длилась и длилась. Перед Фаром и внутри него раскрылась бездна Решетки. Здесь, в беспросветной тьме, перед внутренним взором с новой силой всплыл образ матери — падающей, исчезающей — и только сейчас его охватил настоящий ужас.
Единственное, что уберегло Фара от тьмы, — руки Прии. Она затащила его внутрь корабля, пока Имоджен запирала люк. У кузины был нос его матери, сужающийся к аккуратному заостренному кончику. Почти точеному. Раньше Фар не замечал сходства — и не заметил бы, если бы не встретил Эмпру.
И не узнал, что с ней случилось.
А что случилось?
Фар понятия не имел. Слезы кончились, и его трясло. Прия укутала ему плечи пледом и велела сидеть, но как он мог? Завернутый в покрывало, волочившееся за ним по разбросанным кубикам Рубика и осколкам кружки, скособоченный, Фар прошел в отсек управления. Грэм сидел в своем кресле, подняв руки вверх и словно говоря: Я ничего не трогал, прыжок совершила она.
Элиот упиралась побелевшими костяшками кулаков в панель навигационной системы; глаза ее были закрыты. Кожа не поглощала свет ламп, а отражала его — даже сильнее, чем расположенный рядом экран.
— Разворачивай этот чертов корабль! — Это он произнес такие слова? Они вышли из его рта? — Мы должны вернуться!
— Возвращаться некуда. — Костяшки на руках Элиот вздулись от ссадин, но говорила она спокойно. — Когда Угасание уничтожает момент времени, он потерян. Навсегда.
— Всего одна секунда, и моя мать успела бы на корабль! — закричал он — разве только для того, чтобы выплеснуть душившую его ярость, дать волю раненым чувствам. — Если бы ты не подняла корабль, она была бы жива!
— У нас не было этой секунды. Ты что, не понимаешь? — Элиот открыла глаза; взгляд был темный и глубокий. — Угасание — пожиратель всех вещей: материи, моментов, воспоминаний, самого времени. Твоя мать распадалась. Она уже умерла.
— ЗАЧЕМ ТЫ ПРИВЕЛА МЕНЯ СЮДА? ЗАЧЕМ ЗАСТАВИЛА НА ЭТО СМОТРЕТЬ? — Ему всегда казалось, что если он узнает о случившемся с «Аб этерно», то будет мучиться меньше. Замкнутость, сказал однажды его детский консультант, является эмоциональным эквивалентом коросты. Вместо этого скорбь Фара усилилась как никогда; его раздавило осознание того, что матери больше нет и он не смог ее спасти. — Какое тебе дело до моей матери? Зачем ты влезла во все это? Ты только разрушила мою жизнь!
— Только разрушила? — гаркнула Элиот. — Я дала тебе шанс спасти ее! Вот что я сделала! Вот что я всегда делаю!
Она снова заговорила загадками. Пряча что-то — или все — за пазухой. Фар устал от секретов.
