— Я катализатор? Почему? Как? — Однако Фар знал ответ. Это то, что он носил всю свою жизнь, — печать славы. Рожденный вне времени, он всегда чувствовал, что отмечен чем-то великим, что избран для какого-то исключительного существования.
Но это существование становится что-то уж слишком исключительным.
— Твой день нерождения, — сказал Грэм. — Подумай. Все твои дублеры имеют одинаковый с тобой генетический код, а значит, у вас один отец. С этим все нормально. Дело в дне рождения или, в твоем случае, в отсутствии такового. Именно в этом ты отклоняешься от нормы и отличаешься от них. Остальные родились 18 апреля 2354 года.
А Фар родился на «Аб этерно». Вечность. Обрушение мультивселенной происходило не просто так, а по какой-то причине, но на ум почему-то приходили только протестующие, собиравшиеся иногда на ступеньках Академии. Усиленные мегафоном слова их предводителя стучали в окна школы: Когда человечество займет место богов, все пойдет под откос.
Тебе не место здесь. Элиот — не просто предостережение. Она — коррекция курса, Божья воля, карма, судьба — называй как хочешь. Вручив Фару предупреждение о выселении, вселенная таким образом пытается поправить себя саму.
Ощущение нереальности несколько ослабло; Фар узнал дыхание Прии рядом со своим — напитанное эмоциями и слишком слабое, чтобы сдержать всхлип. Их руки сплелись пальцами. Держись за жизнь, дорогой.
Он не хотел умирать.
— Но если мое рождение и в самом деле послужило началом сбоя, почему Бюро потребовалось столько времени, чтобы меня найти? — спросил Фар. — Все в Центральном знают о моем дне нерождения. Разве это не должно было подействовать на них, как красная тряпка на быка?
— Мультигалактическое Бюро не всеведущее и не вездесущее. Твоя вселенная для них — просто номер MB+178587984FLT6, хотя, полагаю, этот номер изменился с тех пор, как я дважды нарушила порог неизменности… — Элиот помолчала. — Как бы то ни было, я считаю, Грэм прав. Ты единственный из дублеров, рожденный вне времени. Нетрудно поверить, что твое рождение привело в движение некие силы.
— Тогда почему Угасание напало вначале на другие вселенные? — Фар понимал, что это в конце концов не важно, но, может быть, если удастся разобраться во всем этом, ему будет легче принять свою судьбу. — Если я являюсь эпицентром, разве оно не должно было пойти другим путем? Изнутри вовне?
— Угасание не исходит из тебя, — ответил Грэм. — Если я правильно понял доктора Рамиреса, оно охотится за тобой. У кого-нибудь есть ручка? Имоджен?
— Что? Ручка. — Историчка вздрогнула при звуке своего имени. — Да, ручка. Есть. Где-то. Определенно.
— Можешь одолжить ее мне? — попросил Грэм.
Имоджен отбросила с лица волосы и принялась искать ручку на столе. Нашла фломастер. Подала его через плечо инженеру.
— Держи.
— Спасибо, Им.
Она кивнула, по-прежнему не глядя на него, и снова занавесилась волосами.
Грэм схватил единственную имевшуюся на борту бумагу, Устав путешественников во времени Центрального, и нарисовал на свободном месте круг. — Внутри этого круга все галактики FLT6, где существуют твои генетические двойники. Вот ты, — палочка посредине, — эпицентр. А вот твое рождение, вызвавшее контрсигнатуру. — Крошечные заостренные линии, расходящиеся во все стороны от человека-зубочистки. Это сигналы или трещины? Фару они казались и теми, и другими. — Крест его знает, откуда на самом деле идет Угасание, но для этой иллюстрации скажем просто: из-за пределов круга. Оно нацелено на тебя, идет по следу через другие вселенные и по ходу уничтожает их.
Его друг рисовал стрелы до тех пор, пока вся палочка-фигурка не оказалась в окружении их заостренных, нацеленных внутрь наконечников. Они словно кричали: тебе не место здесь, не место, не место!
Фар взглянул на Элиот. Блеск наручников отражался у нее в глазах.
— Ты говорила, что Решетка защищает нас от Угасания. Если я родился здесь, может, мне следует тут остаться. Так ему некого будет преследовать.
— Не выйдет, Фар. — Грэм положил ручку на стол. — Будь у нас хоть все время во вселенной, наши ресурсы не беспредельны. У нас закончится топливо и еда, если мы не приземлимся.
— Еда. — Имоджен снова оживилась, поднялась с пола и направилась в кухонную зону. — Хорошая мысль.
Желудок у Фара тоже сводило, но вовсе не от голода. Он был слишком опустошен, чтоб думать о еде. Сатурированный жир не восстановит вселенную — вселенные, разрушенные его существованием. Сахар не воскресит его мать.
— «Аб этерно» погиб не из-за Угасания. Это ты… ты погубила его. — Элиот не злодейка. Умом Фар понимал это, но знание не преобразовывалось в чувство. — Ты отняла у меня маму.
— Она была и моей мамой тоже, — прошептала девушка.
Бластер у него в руке вдруг как-то потяжелел. Фар хотел поднять его, но обнаружил, что не может. Да и в кого бы он стал целиться? В себя? В свое другое «я»? Никаким выстрелом не изменить того, что произошло…
— Ты была с ней на одиннадцать лет больше, чем я…
— И я не помню ни одного из них. Ты хочешь разбрасываться обвинениями, Фар? Тех лет нет, потому что существуешь ты. Я привела к гибели твою мать, потому что пыталась спасти ее. Я пыталась спасти их всех… — Элиот обмякла, как марионетка, повисшая на веревочках. Одежда на вешалке задрожала от дополнительного веса на трубу. — Если бы я знала, что Угасание постигнет Александрию, я бы никогда не взяла тебя туда и не позволила твоему настоящему соединиться с настоящим Эмпры.
— Так зачем было заморачиваться со всей этой стрельбой? — Фар посмотрел мимо бело-коричневого сплетения их с Прией пальцев на обожженную подушку. — Тебе надо было просто оставить меня в Александрии и дать Угасанию возможность сделать то, что оно намерено сделать.
— Сканирование контрсигнатуры еще не закончилось. Мультигалактическое Бюро хочет получить надежное свидетельство того, что ты являешься катализатором, доказательство, что Угасание может прекратиться с твоей смертью.
— Не прекратится. — Произнесенные мрачным тоном слова Грэма заставили всех замолчать. — Доктор Рамирес сказал, что Угасание было активно в течение десяти лет, хотя я подозреваю, что этот срок ближе к восемнадцати годам. Фар носил контрсигнатуру всю свою жизнь; если убить его сейчас, это может прекратить сигнал и остановить Угасание от проникновения в будущее, но это не удержит разрушение от погони за своим прошлым «я».
Элиот крепко зажмурилась. Фар не отрывал глаз от иллюстрации: мальчик, излучающий разрушительную силу. Его будущее, их судьба предсказаны одним маленьким рисунком. Он — не кровь, текущая по жилам истории, но яд, отравляющий каждое время, к которому когда-либо прикоснулся. Все до единого мгновения его жизни — виды, которыми он любовался, прошлое, в котором жил, — все обречено. И жизни его друзей вместе с ним.
Из кухни донесся звон посуды, и Имоджен появилась с кастрюлькой недоеденного тирамису. Эта сцена была душераздирающей в своей нормальности. Его кузина поставила остатки на стол, как делала всегда. И вилки принесла на всех.
