— Смотрите! — Имоджен указала пальцем на консоль, где из-за проволочно-матерчатого Бартлби выступила Элиот.
— Давайте начнем заново. — Девушка вновь появилась в общей комнате, растирая посиневшие запястья. — Новая миссия, новый мир. И нам придется поторопиться, если мы хотим одолеть Угасание.
— Насколько поторопиться? — Фар почувствовал себя лучше, возвращаясь к роли капитана. Бороться за будущее, пусть и альтернативное, предпочтительнее, чем ждать забвения. — О каком временном отрезке мы говорим? Дни? Недели?
— По моим лучшим подсчетам — первое. — Элиот схватила вилку и проковыряла V-образную дыру в верхней половине десерта. — Представьте мультигалактику как тирамису. Каждый слой — мир. Моя вселенная — верхний слой. Тот, что ниже, — мир объекта «Один», и так далее. Эта вселенная, с временем Фара на дне, по большей части нетронута. Но распространение Угасания, — она зачерпнула на этот раз побольше, царапнув по дну кастрюли, — экспоненциально. Чем дольше мы медлим, тем быстрее оно распространяется.
— Вера не оборудована никакой топографической системой? — спросил Грэм.
Элиот покачала головой.
— Мы можем использовать гардероб, чтобы сделать свою. — Имоджен воткнула вилку в тирамису и принялась снимать одежду. Желтое платье, рабочая рубаха, треуголка, камуфляжная полевая куртка… — Сложим все, что мы не помним, в кучу, вычислим даты, которые были стерты. Это, по крайней мере, даст нам ощущение масштаба…
— Гениально, Имоджен! — Грэм повернулся к Фару: — Какое задание выполнял «Аб этерно» перед твоим появлением на свет?
— 31 декабря 95 года, — выдавила Прия. — Эту дату он всегда пытался втюхать мед-дроиду.
— Ни разу не вышло, — пробормотал Фар.
Прия улыбнулась воспоминанию, заправила прядь подлиннее за ухо, и Фар вздрогнул, словно пораженный громом: есть только одна Прия, его Пи, которая еще долго напевает песню после того, как та закончится, которая с каменным лицом рассказывает самые жуткие медицинские истории, которая чувствует на уровне, для большинства из них непостижимом. Фар никогда не представлял, что любовь может быть такой основательной, и вот пожалуйста. Вернуться назад во времени, бросить все и поехать в Вудсток без какой-либо причины, просто чтобы быть с ней…
— У нас есть «когда». А как насчет «где»? — напомнил Грэм.
О своем происхождении Фар знал немного, точнее, почти ничего. Личность отца всегда была вопросительным знаком, мертвой паузой в разговорах. Он знал лишь обстоятельства своего рождения, потому что Берг бесконечным множеством пересказов превратил эту историю в миф. Определенные подробности были скреплены в канон: стола Эмпры цвета индиго, буйные кудри Фара. Другие, такие как местоположение корабля перед Решеткой, были тщательно вычеркнуты.
— Э, Рим. — Это была догадка, сложившаяся за годы из разрозненных кусочков. Где еще говорящая на латыни путешественница во времени могла носить столу в 95 году? — Я так думаю. Мама никогда не говорила об этом.
— Ты думаешь? — Грэм нахмурился. — Не обижайся, Фар, но мы не можем действовать по наитию. Нам надо иметь ясную картину того, что мы пытаемся изменить, и график времени с точностью до минуты.
— А как насчет записей данных? — Имоджен продолжала сортировать одежду. Смокинг сюда, брюки туда. Так много забвения помимо всех прочих бед… — У каждой одобренной Корпусом миссии они были.
— Записи 95 года никогда не публиковались. — Каждый год на свой день нерождения Фар пытался посмотреть отснятые материалы миссии и каждый год получал один и тот же ответ: Пожалуйста, обратитесь к архиву 12-А11В. Секция для служебного пользования, к которой его, кадета, и близко бы не подпустили. — Кто-то надежно запер их на платиново-черном уровне.
Его слова отозвались общим стоном.
И только Элиот подбоченилась.
— Значит, мы должны его хакнуть.
— Нельзя хакнуть строго засекреченный платиново-черный архив Корпуса. — Для инженера, воспитанного на нормах компьютерного поведения Академии, сама эта мысль была кощунственной. — Их серверы изолированы, поэтому, чтобы получить к ним доступ, надо находиться непосредственно в аппаратной Главного штаба Корпуса. Туда, конечно, можно телепортироваться, но это место под завязку напичкано камерами со сканами распознавания лиц. Любой, кто не должен там находиться, будет обнаружен раньше, чем сможет приблизиться к серверу, тем более взломать его.
— Вы воры черного рынка или кто? — прошипела Элиот.
Фар пожал плечами:
— Мы реалисты.
— Так говорят обычно только пессимисты. — Имоджен потерла ладони одна о другую. Горка одежды на полу привлекла Шафрана, который, устроившись на ней, находился на вершине блаженства.
— Я внесла изменения в заключительный экзамен Фара через удаленный взлом. Мы можем сделать то же самое с системой распознавания лиц Корпуса, — предложила Элиот. — Моего лица в их файлах нет. Если мы создадим профиль с платиново-черным доступом, то сигнализация не включится, когда я зайду на серверы с ограниченным доступом.
Грэм в раздумье нахмурил лоб.
— Мы могли бы… Впрочем, это ненадолго. Как только Корпус поймет, что их броня пробита, они обнаружат подлог.
— А если я скажу тебе, что умею взламывать системы, не оставляя следов? — спросила Элиот.
— Это правда. — Глумливая ухмылка Марина прочно застряла в воспоминаниях Фара. Диагностика показала, что в работу систем никто не вмешивался. Вы провалились. — Корпус понятия не имел, что это она провалила мой экзамен на симуляторе.
— Тогда я бы сказал, что наши шансы существенно возросли, — согласился инженер.
— Что ж, ладно. — Фар оглядел свою команду. Только меловые потеки на стене знали все, через что они прошли; даже будущее не ведало, с чем они могут столкнуться. Никакой определенности, кроме этой: им предстоит нелегкая задача. — Давайте создадим себе мир.
35
СНОВА И СНОВА
Планирование хакерской атаки на Корпус длилось часы, секунды или годы, пока сами члены экипажа не осознали, что они, в сущности, смертные и что все просто жутко страдают от недосыпа. С момента вылета из Вегаса никто не сомкнул глаз, и шансы войти в цикл быстрого сна после прибытия в Центральный равнялись нулю.
Прия никогда прежде не страдала от бессонницы, но мысль, что это, возможно, ее последний сон, не давала ей сомкнуть глаз. Шум океанских волн в наушниках убаюкивал, и сны лизали ее периферийное восприятие — иди к нам погрузись глубоко спи спи, — но воспоминания то и дело вставали на пути, смывая ее назад в бодрствование. Многие из них относились к первым сильным впечатлениям: вид восковых губ трупа, концерт «Кислотных Сестер», на который отец водил ее, когда ей исполнилось тринадцать. Тот судьбоносный день, когда на ее интерфейсе вспыхнуло: ОШИБКА, ТРЕБУЕТСЯ НЕАВТОМАТИЧЕСКИЙ МЕД, и она, пребывая не в лучшем расположении духа от вызванной избытком кофеина головной боли, промаршировала в смотровую комнату и обнаружила там кадета, чья улыбка прорвалась сквозь все ее защитные редуты.
