И Брент об этом всегда помнил – не вечеринку или раздевалку, не катание с Кубком на льду, а тот момент с Элом. Юный паренек стал частью большого шоу, и все было в радужных тонах. Он играл в команде, которая выиграла три Кубка Стэнли. Не выпуская Брента на лед в течение большей части плей-офф, Эл помог ему добиться психологической твердости, а также не позволил ему слишком увлечься и опередить события. Это стало замечательным и ключевым моментом в его карьере. Эл был твердым тренером, жестким тренером, но прежде всего он был честным и справедливым.
«Айлендерз» вышли в финал в следующем сезоне (1982/83 г.), и хотя они перед этим выиграли три Кубка подряд, средства массовой информации называли их аутсайдерами (перед их противостоянием с «Ойлерз»).
33. Только хорошие умирают молодыми
Часто говорят, что расширение лиги приводит к пропорциональному уменьшению числа талантливых игроков. И это отчасти верно. Но я не считаю, что талант – исчерпаемый ресурс. Думаю, что талант можно развивать. В хорошей команде талант развивается, а плохая ситуация может ему навредить. Я считаю, что, привлекая новые команды в лигу, НХЛ создала больше возможностей для процветания талантливых игроков.
Одной из причин, по которым я так считаю, является ситуация с «Ойлерз». В 1979 году Глен Сатер во время первого участия «Ойлерз» в драфте НХЛ выбрал Кевина Лоу. В НХЛ в то время была 21 команда, и четыре выживших франшизы ВХА могли выбирать себе игроков лишь самыми последними. (Меньше всего НХЛ хотела, чтобы команда ВХА, попав в НХЛ, начала выигрывать, поэтому НХЛ распределила талантливых игроков ВХА по множеству разных команд, а затем предоставила новым франшизам худшие позиции в драфте.) «Ойлерз» выбирали последними в первом раунде и получили один из ключевых элементов франшизы.
Во втором раунде мы могли взять Нила Бротена. Но Глен обменял право выбрать игрока на Дэвида Семенко, ставшего одним из ключевых игроков нашего состава. В третьем раунде мы получили Марка Мессье, это был сорок восьмой выбор того драфта. В четвертом раунде мы взяли Гленна Андерсона. В следующем, 1980 году мы добавили в наш состав Пола Коффи, выбрав его под шестым номером, Яри Курри – под шестьдесят девятым и Энди Муга – под сто тридцать вторым. В 1981-м мы выбрали восьмым Гранта Фюра.
За три года получить пять будущих членов Зала славы: Мессье, Андерсон, Коффи, Курри и Фюр. И я был бы в драфте 1979 года, если бы «Ойлерз» не смогли исключить меня из участия в нем на том основании, что я входил в состав команды во время ее последнего сезона в ВХА. И тогда будущих членов Зала славы было бы шесть. Трудно утверждать, что талантливых игроков было мало, когда одна команда смогла так быстро выбрать себе такое большое количество начинающих талантливых игроков.
Ключевое слово здесь – «начинающих». Тем составам «Ойлерз» не было суждено стать династией. Мы могли все испортить. Фактически, когда мы начали, мы понятия не имели, сколько работы нам предстоит.
В те ранние годы игрокам в команде скучать не приходилось. И отчасти благодаря рестлингу. Начало 80-х годов являлось его золотым веком в Северной Америке, и многие люди смотрели рестлинг по телевизору. Он был очень популярен в Эдмонтоне. Когда Кэм Коннор, один из наших самых жестких крайних нападающих, был подростком в Виннипеге, он дружил с Родом Тумбсом, позднее известным как Роуди Родди Пайпер, одним из величайших представителей рестлинга. Благодаря тому, что Кэм узнал от Пайпера, он считал, что рестлинг – прекрасное тренировочное упражнение, такое же хорошее, как поднятие тяжестей. Поэтому после тренировок Кэм и Ли Фоголин (сосед Кэма по комнате и человек, которым я всегда буду восхищаться) предлагали побороться с ними Дэйву Семенко и Марку Мессье. Они направлялись в нашу небольшую гостиную и боролись там по-настоящему. И хотя Марку в то время было всего восемнадцать, он был настолько силен, что Кэму приходилось прилагать массу усилий, чтобы победить его. Вот каким сильным был Марк даже тогда.
Мы часто друг над другом подшучивали. Дети и собаки – единственное, что было святым в нашей раздевалке. Дэйв Семенко всегда поддерживал там легкую, непринужденную атмосферу – именно это и нужно в хоккейном клубе. Когда у нас возникали трудности, Семенко устраивал какую-нибудь проделку, делал что-то смешное, и это просто снимало груз с наших плеч. Болельщики никогда не знали Семенко с этой стороны. Они смотрят на него и думают: «Это просто очень жесткий парень». Но я скажу вам, что он был очень остроумным и очень умным. Именно таким я всегда буду помнить Семенко.
Он приходил рано утром и протыкал иголкой донышко пластмассовых чашек для кофе. Из-за этого все наши рубашки были в коричневых пятнах. Сам Дэйв никогда не пил из пластмассовых чашек – у него всегда была тяжелая керамическая кружка. И однажды Ли решил подшутить над ним. Он пошел в магазин и купил там сверло, пришел с ним рано утром на каток и просверлил крошечное отверстие в донышке кружки Дэйва. Через несколько часов Дэйв сидел, читая газету, и ему на рубашку капал кофе. Дейв начал оглядываться, потому что все смеялись, и он не знал, что происходит. Внезапно он увидел, что у него мокрая рубашка, и сказал: «Фоги, я знаю, что это ты, в этой раздевалке ты – единственный парень, который умеет обращаться с дрелью!»
Всякий раз, заходя в нашу раздевалку, мы слышали рок-н-ролл. Музыку нужно было выключать за тридцать минут до начала матча, и кому-нибудь всегда поручали это сделать. Но музыку не выключали резко, а постепенно убавляли громкость. Пол Коффи оказывал большое влияние на музыку, потому что у него была невероятная страсть к Брюсу Спрингстину. Он любил Босса
[64]. Однажды вечером Энди Муг услышал, как Стиви Рэй Вон играет «У Мэри был ягненок», и решил, что он самый классный человек в мире. (Тем не менее Вона у нас в раздевалке включали лишь иногда, потому что его музыка была слишком необычной для нас.) Также мы слушали поп-музыку и немного электронную, такую, как «Дево». Были популярны «Раш» и «Эйприл Уайн», канадские группы. Мы также часто слушали «Чип Трик», гитарный рок.
Наш фан-клуб в Эдмонтоне делал для нас плакаты и вывешивал их высоко на балках «Колизеума». Однажды вечером мы вышли на лед на матч, и на плакате было написано: «Пентиктон прислал нам настоящего персика». Пол Коффи знал, что наш вратарь Энди Муг был единственным игроком «Ойлерз» из того городка, и с этого момента Энди стал Персиком. Когда я сказал Полу, что я не видел этот плакат, он спросил: «Правда? Ты не должен кататься, опустив голову».
У Энди в шкафчике была подписанная открытка с изображением Гампа Уорсли. Когда Энди был еще совсем юным, ему на Рождество подарили книгу о хоккее, в которой было много интересных цветных фотографий. На одной из фотографий был изображен Уорсли, великий вратарь «Рейнджерз»/«Канадиенс», готовый подставить лицо под летящую шайбу. (Уорсли был без вратарской маски.) Нос у него был сплющен, губа изогнута. Юный Энди посмотрел на фотографию, увидел мужество Гампа и подумал: «Значит, вот что такое вратарь».
Несколько раз Энди отправляли в низшую лигу. Как-то раз во время сезона 1981 года Глен вызвал Энди к себе в кабинет и сообщил ему, что он снова отправляется в низшую лигу. Энди был этим недоволен. Никому не нравится, когда его отправляют в низшую лигу – вы никогда не попадете в НХЛ, если не считаете, что можете играть. Но Энди это, вероятно, не нравилось больше, чем большинству. Поэтому Глен прочитал ему суровую лекцию и велел стать жестче. «НХЛ – не место для чувствительного парня. Стань жестче, или тебя сметут», – сказал он. Глен старался оказывать давление на всех нас, особенно на начальном этапе, потому что мы все были такими молодыми. Он заботился о каждом парне, по-настоящему заботился. Но он мог быть и суровым с нами.
