Я пыталась говорить о двух этих дерьмовых историях со сцены. В них столько выбивающего из колеи, что я начинаю смеяться — иначе это не вынесешь. Ким, свесившая голову из машины; я, стоящая рядом с отцом, на котором нет штанов, возле вагончика, развозящего народ по парку аттракционов. Я смотрю на самые печальные моменты своей жизни и смеюсь над тем, как они ужасны, потому что они уморительны; рассмеяться — это единственный способ пережить болезненное. Мой папа такой же. Он всегда смеялся над тем, что другим казалось слишком мрачным для смеха. Даже сейчас, когда его память и умственная деятельность очень подорваны рассеянным склерозом, я говорю ему, что у него мозги похожи на яичницу-болтунью, — и он истерически ржет и соглашается: «Чистая правда!»
По папе в жизни не скажешь, что он себя жалеет. Он и не жалел никогда. Он не боится прямо смотреть на самое страшное. Надеюсь, я от него это унаследовала. Лишь однажды я видела, как он плакал из-за своей болезни, и это было совсем недавно — когда он узнал, что его будут лечить стволовыми клетками и что это поможет ему почувствовать себя намного лучше, возможно, он даже снова будет ходить. В тот день он плакал, как маленький. А до того — ни разу.
У меня чудесные детские воспоминания о том, как мы с ним ходили на пляж. Мы не вылезали с пляжа, и вообще он был натуральным солнцепоклонником. Даже в январе, если светило солнце, папа обмазывался детским маслом и садился во дворе в шезлонг. У него круглый год был загар. А летом мы рано утром залезали в океан и выходили уже после заката. Мы вместе катались на волнах; это была наша фишка. Больше всего я хотела удержаться на волне дольше его, но у меня никогда не получалось. Я даже жульничала, опускала ноги и немножко пробегала по дну, чтобы сравняться, — но нет, он всегда побеждал.
Самая большая радость, какую я помню из детства, — это когда надвигался шторм и поднимались большие волны. Все пугались и не шли в воду, но только не мы. Даже когда океан злился и тащил нас вбок. Нам приходилось выходить на берег и проходить половину футбольного поля, прежде чем нас снова смывало волной. Мы плыли против течения и ловили лучшие волны за день. Ничто не могло заставить нас выйти: ни дождь, ни мама, оравшая с берега, — ничто. Я по-прежнему представляю себе папу молодым, здоровым и сильным, с бронзовой кожей и мокрыми черными волосами. По какой-то причине мне не было страшно. Может быть, потому что я была с папой. Рядом с ним меня было не одолеть.
Отрывок из моего дневника 1994 года (мне тринадцать) с примечаниями от 2016 года
Я решила завести дневник, потому что есть вещи, которые вслух не скажешь
[1]. Мне тринадцать, и у меня есть проблемы. Мой брат Джейсон учится в выпускном классе. Он мне брат только наполовину, то есть у нас мама общая, а папа его умер, когда Джейсону было 11. Когда ему было два, наша мама вышла за моего папу. Мой папа вообще-то моего брата не любил, он не хотел, чтобы Джейсон был частью нашей семьи
[2]. Я не обращала внимания, но папа ни разу не ездил с нами в «семейных поездках»
[3]. Мама только недавно мне об этом сказала. Сказала, что пыталась устроить так, чтобы все остались довольны, и отец ехал в одной машине, а мы с братом и сестрой в другой, вместе с ней
[4].
Отец Джейсона очень много для него значил. Мама мне об этом сообщила, когда тот умер, а отец и не попробовал стать Джейсону отчимом
[5]. Они казались просто знакомыми. Мама в результате оказалась по сути матерью-одиночкой, отец ей не помогал. Я так рада, что она мне об этом сказала, потому что я же не знала. Она позволила Джейсону отдалиться от нашей семьи
[6], которая теперь уже и не семья никакая.
Моей сестре Ким девять, она в четвертом классе. Она для своих лет очень взрослая. Думаю, она такая взрослая, потому что я ей не позволяю вести себя по ее возрасту. В ее классе есть несколько девчонок, настоящие &*&
[7]. Обращаются с ней как с грязью. Ким очень чувствительная, и от этого еще хуже. Эти девчонки вытворяют с ней разные гадости, вот как-то раз сидели в столовой, обедали, а когда Ким к ним села, все встали и ушли. Когда мама мне рассказала, у меня слезы полились, она еще даже не договорила. У меня от жалости к Ким сердце разорвалось. В общем, я вскочила на велик, поехала к этим #$#$
[8] домой и наорала на них. И сказала, чтобы отстали от моей сестры, а то ХУЖЕ БУДЕТ!
[9]
Ким иногда ведет себя как полная дура
[10]. Она такая невинная и хрупкая
[11], и я на нее иногда так злюсь, что обращаюсь с ней как с дерьмом. Мама велит ей просто говорить, что она чувствует, если кто-нибудь в школе ее заденет. Я говорю: «Забудь. Надо быть крутой и не показывать, что тебя задели»
[12].
Месяца два назад я узнала, что родители разводятся
[13]. Отец вечно в разъездах, так что я не особо впала в тоску. А сестра наоборот. Через пять лет брака мама поняла, что не любит отца и никогда не любила
[14]. Но она прожила с ним еще пять лет, из-за меня, Джея и Ким, а еще из-за того, что у него нашли эту болезнь, кончается на — оз
[15]. Все, кто знает маму, скажут, что она самый хороший человек в мире
[16]. Но они разводятся.
