Хотя мне не удалось взять «Большой шлем», заняв «только» второе место в масс-старте, который я уступил Йоханнесу Бё, я завоевал четыре золота и одержал победу, во второй раз после 2013 года, в зачете всех дисциплин Кубка мира (спринт, пасьют, индивидуальная гонка и масс-старт). Я также заполучил пятый подряд «Большой Хрустальный глобус», что стало рекордом. Но, однако, этот невероятно успешный сезон завершится ужасным разочарованием…
Ощущение предательства
Ветер яростно завывает над Ханты-Мансийском, сильные порывы уносят свежий снег, выпавший сибирской ночью.
Угроза отмены нависла над масс-стартом, который должен состояться через два часа. Мое сердце колеблется между перспективой завершить сезон отменой гонки и выступлением в условиях бури. После того как безобразничал всю ночь, Эол в итоге обрушил огромный прожектор, который возвышался над стрельбищем. Это сделало стрельбище недоступным, но гонка отменена прежде всего из соображений безопасности зрителей и спортсменов.
После моего пропуска пасьюта из-за провала в спринте, волшебный сезон-2016 завершается паршиво. Но как могло быть иначе?
Держа в секрете новость, которая грызла меня с конца чемпионата, я плохо провел всю неделю, лишенный сил, без конца мечтая о том, чтобы снова встретиться с маленькой дочкой, которую не видел уже месяц. Я мог бы облегчить душу, поговорив с товарищами по команде, но не хотел портить последнюю неделю соревнований, отравляя их дух тем, что мучило меня самого.
Когда тренеры собирают нас в своей комнате, я уже знаю, о чем пойдет речь. Мое лицо замкнуто и мне трудно делать вид, что я не в курсе. Накануне я посвятил во все Жан-Гийома. А для двух Симонов (Фуркада и Дестьё) и Кентена Фийон-Май сюрприз будет полным. У Стефана мрачный взгляд. Сидя на кровати с компьютером на коленях, он не торопится открывать собрание. Яростно стуча по клавишам ноутбука, он как будто срывает гнев на них.
Зиг, наш тренер по стрельбе, нервничает, стоя лицом к нам. Как будто я снова вижу его восемь лет назад, когда он скромно начинал работать в сборной Франции. Кажется, вся самоуверенность, которую он приобрел за эти годы, теперь исчезла. Поразительный контраст с тем спокойствием, которое он демонстрировал еще накануне, стоя за своей подзорной трубой.
Он запинается, но слова наконец звучат.
«Это еще не точно, но мне предложили тренировать сборную Норвегии, и с вероятностью 80 % я соглашусь».
Я собирался молчать, но тут я его прерываю.
«Я не согласен. Ты уходишь или остаешься, это твой выбор. Мы его примем, но я хочу, чтобы ты сделал это сейчас. Мы не хотим быть запасным вариантом».
«Понимаю, и я должен был сказать вам по-другому. Я ухожу из команды».
Он продолжает говорить, объясняя свои мотивы, но я его больше не слушаю. Я погрузился в мысли, которые живут во мне вот уже неделю. У Зига свои причины, семейные ли, финансовые или профессиональные, я их понимаю, и не мне его судить. Но ни одна из них не может избавить меня от ощущения предательства, которое снова меня охватывает.
За десять лет нашей с ним работы в команде Дофине и в сборной Франции я доверял ему полностью. Мне всегда жаль, если профессиональные отношения не подкрепляются личной привязанностью. С Зигом у меня сложилось взаимопонимание, которое мало кто из спортсменов имеет со своим тренером. Несчетное число раз я ночевал у него дома в Дроме во время наших выездов на сборы, чтобы сделать паузу на пути из Пиренеев в Альпы. Велотренировки, которые обязательно заканчивались у него в бассейне, возлияния на вечеринках в конце сезона, безумный смех во время съемок «Ранчо», юмористического интернет-сериала… Его взгляд был первым, что я видел после каждой стрельбы, едва подняв голову от визира. Изредка этот взгляд был недовольным, но чаще ободряющим.
Его рефлекторная реакция, когда я закрыл последнюю мишень в олимпийском пасьюте, меня глубоко тронула. Десять лет я был уверен, что наши отношения гораздо больше, чем обычная связь тренер – спортсмен, и его теперешнее решение это все перечеркнуло.
Я знаю, что горечь утихнет, и никогда не забуду все, что он для меня сделал. Но сердце мое сжимается, когда вижу его в стане своих злейших врагов. Не сомневаюсь, что с ними он тоже завоюет много мировых и олимпийских титулов, но думаю, что ему будет сложно испытать те эмоции, которые мы когда-то испытывали вместе.
Его взгляд был первым, что я видел после каждой стрельбы, едва подняв голову от визира.
У меня также есть претензии к Норвежской федерации биатлона, так как я понимаю, что кроме проекта, который они хотят реализовать вместе с ним, они также хотят дестабилизировать мою подготовку. Иначе зачем выбирать тренера из страны, которая идет третьей в мировом рейтинге по стрельбе, а не из России, где процентовка в среднем на 5 % выше, или Германии, которая славится своей стрелковой школой?
С человеческой точки зрения, это тяжелый удар для команды, похожий на развод супружеской пары. После собрания мы долго обсуждаем ситуацию. Даже если мнения разделились, – мои товарищи не были так глубоко привязаны к Зигу, как я, – мы знаем, что будет трудно снова найти такое совпадение характеров. И тем не менее теперь мы очень довольны, что к нам присоединился Франк Бадью, вице-чемпион по стрельбе на Олимпиаде в Барселоне. Его новый подход и богатый опыт приносят нам огромную пользу, он всегда рад возможности построить хорошие отношения и испытать с нами новые приключения.
Почему я никогда не буду принимать допинг
В прошлом сезоне
[22] развернулась большая дискуссия на тему допинга. Дискуссия, в которую я тоже был вовлечен, поскольку выразил свое нетерпимое отношение к этому бедствию. Речь шла, в частности, о российском биатлонисте, который вернулся после двухлетней дисквалификации за использование ЭПО
[23]. И это произошло как раз тогда, когда по результатам независимого расследования Ричард Макларен обнародовал доклад о государственной системе допинга и сокрытия положительных допинг-проб в России.
Мне часто говорят, что нужна смелость для того, чтобы иметь собственное мнение о проблеме допинга. Не думаю, что я особенно смелый, и, конечно же, не для того, чтобы показаться смелым, я высказываюсь на эту тему!
Спорт был мечтой моего детства, и в течение последних лет он стал для меня гораздо большим. Разумеется, это профессия, которой я посвящаю львиную долю своего времени, но также это фильтр, через который меня видят другие.
Победы и поражения, все то, что я выиграл или проиграл, чем я горжусь и что пережил – это не может быть построено на лжи, иначе весь мой мир разобьется вдребезги. Я не смогу жить, зная, что все это обман, что мои успехи были результатом действия искусственных веществ, а то, что составляет мою силу – не более чем хитрый трюк. Я не смог бы смотреть в глаза своим близким, зная, что я совсем не тот, за кого они меня принимают.
