– Клэр… – мягко окликнул Джейми.
– М-м?
– Хочу кое-что сказать.
Я замерла, а через мгновение отстранилась и выпрямилась.
– От таких слов ощущение, будто пнули в живот.
– Прости.
Я обхватила себя руками, пытаясь подавить внезапный приступ тошноты.
– Ты же сам говорил, что не хочешь начинать с извинений, потому что ни в чем не виноват.
– Говорил, – вздохнул он и забарабанил по ноге двумя пальцами, не гнущимися после давнишней травмы. – Невозможно безболезненно сообщить жене о своих любовных похождениях. Ни при каких обстоятельствах. Не выйдет.
У меня закружилась голова, перехватило дыхание, и я зажмурилась. Речь не о Мальве, он ясно дал это понять.
– Кто она? – спросила я как можно спокойнее. – И когда?
– О, ну… когда ты… – смущенно замялся он, – когда ты… ушла навсегда, конечно.
Мне удалось сделать короткий вдох.
– Кто?
– Всего один раз. В смысле… у меня и в мыслях не было…
– Кто?
Он вздохнул и потер заднюю часть шеи.
– Боже мой, саксоночка, меньше всего я бы хотел тебя расстраивать и дать повод подумать… Но не хочу порочить честь порядочной женщины, как будто она…
– КТО? – рявкнула я, схватив его за руку.
– Господи! – вздрогнул он. – Мэри Макнаб.
– Кто? – переспросила я, опешив.
– Мэри Макнаб, – повторил он, вздохнув. – Может, отпустишь мою руку? А то сейчас кровь брызнет.
Мои ногти действительно так впились в его запястье, что едва не проткнули кожу. Я расцепила пальцы и, сжав кулаки, обхватила себя, чтобы не броситься душить Джейми.
– Кто. Черт. Возьми. Такая. Мэри. Макнаб? – процедила я сквозь зубы.
Хотя мое лицо горело, по телу прокатилась холодная испарина.
– Саксоночка, ты ее знаешь. Она была замужем за Рэбом… который погиб при пожаре. Их сын Рэбби работал на конюшне в Лаллиброхе, когда…
– Мэри Макнаб? – изумленно спросила я.
Я припомнила ее, правда слабо. После смерти своего противного муженька она была служанкой в Лаллиброхе. Маленькая поджарая женщина, изнуренная работой и лишениями. Молчаливой и неприметной тенью она растворялась в шумном хаосе Лаллиброха.
– Я ее почти не замечала, – проговорила я, пытаясь вспомнить, видела ли ее в поместье, когда была там в последний раз. – А ты, полагаю, напротив?
– Нет, саксоночка. В том смысле, который ты подразумеваешь, – нисколько.
– Не называй меня так.
Мой голос звучал тихо и ядовито. Джейми разочарованно проворчал что-то на шотландском, потирая запястье.
– Что ж, слушай. Это случилось в ночь перед тем, как я сдался англичанам…
– Ты никогда не рассказывал!
– О чем? – смущенно спросил он.
– Что ты сдался. Мы думали, тебя поймали.
– Ну да. Мы все специально подстроили, чтобы получить награду за мою голову, – ответил он, махнув рукой. – Неважно.
– Тебя могли повесить!
«И поделом», – прозвучал ехидный голос уязвленного самолюбия.
– Не стали бы, – ответил он, чуть повеселев. – Да ты и сама тогда говорила, саксо… хм… Короче говоря, мне было без разницы, повесят или нет.
Я не вспомнила, что именно «сама говорила». Меня волновало другое.
– Сейчас не об этом, – бросила я. – Рассказывай про…
– Про Мэри. Я понял.
Джейми медленно провел рукой по волосам.
– Так. Ну… Она пришла ко мне в ночь перед тем, как я ушел. Я жил в пещере возле Лаллиброха. А она принесла мне ужин. И… осталась.
Боясь его перебить, я затаила дыхание и ждала, пока Джейми собирается с мыслями и тщательно подбирает слова.
– Я попытался прогнать ее. А она сказала, что…
Он взглянул на меня.
– …сказала, что, когда увидела нас с тобой, Клэр, сразу же поняла, что видит перед собой истинную любовь, которой ей самой никогда не довелось испытать. И что она вовсе не желает, чтобы я предавал это чувство, а просто хочет подарить мне… самую малость. Так и сказала, – хрипло проговорил он. – «Самую малость, которая может вас утешить». Это было… То есть не было…
Джейми осекся и дернул плечами, как будто рубашка ему жала, а затем наклонил голову к коленям, обхватив их руками.
– Она подарила мне нежность, – произнес он еле слышно. – Я… я надеюсь, что тоже дал ей хоть малую толику.
Мне стало трудно дышать, и слезы подступили к горлу. Вдруг вспомнилась та ночь, когда я зашивала Тому Кристи рану на руке. Джейми упомянул тогда о Пресвятом Сердце Христа: «Он жаждал прикосновения, но никто не смел коснуться Его». А ведь муж семь лет прожил в пещере, в одиночестве.
Мы сидели в каком-то полушаге друг от друга, но, казалось, между нами пролегает непреодолимая бездна.
Я протянула руку через эту пропасть и накрыла его обветренную широкую ладонь своей. Стараясь усмирить дрожь в голосе, сделала вдох, потом еще один. Но это мало помогло, и я хрипло проговорила:
– Ты подарил ей… нежность. Я уверена.
Он развернулся ко мне, и я зарылась лицом в воротник его сюртука, влажный и шершавый. Капли теплых слез почти моментально впитывались в холодную ворсистую ткань.
– О, Клэр, – прошептал он, прижимая губы к моим волосам.
Выпрямившись, я увидела, что у него мокрые щеки.
– Она сказала, что не хочет занимать твое место в моем сердце. Сказала искренне, ни на что не рассчитывая.
И тогда я совсем разревелась. Из-за многолетнего одиночества и тоски по теплому прикосновению. Из-за того, сколько времени было потрачено впустую рядом с нелюбимым человеком, которого я предала, не питая никакой нежности. Из-за всех тревог и сомнений этого поистине кошмарного дня. За него, за себя и за Мэри Макнаб, которая знала, что такое одиночество. И что такое любовь все-таки тоже знала.
– Я хотел рассказать тебе раньше, – тихонько проговорил Джейми, поглаживая меня по спине, как ребенка. – И никак не мог придумать, какие слова подобрать. Чтобы ты поняла.
Всхлипнув, я выпрямилась и утерла глаза подолом юбки.
– Я поняла, – пробормотала я гнусаво, но уверенно. – Честное слово.
И это была чистая правда. Я поняла не только обстоятельства истории с Мэри Макнаб, но и причины, по которым он мне все рассказал именно сейчас. Ведь и особой необходимости-то не было: я бы вообще никогда ни о чем не узнала. Своей откровенностью он показывал, что между нами нет тайн.
Я и так Мальве не поверила. А теперь совершенно успокоились и ум, и сердце.
