Артериальный проток может не закрыться. Тогда кровь поступает к легким, но меньше, ведь обходной канал по-прежнему открыт. Кровоснабжение организма нарушается. Возникает кислородное голодание, которое может принять острую форму.
Я передвинула стетоскоп к крошечной груди и прислушалась. Я взяла лучший из тех, что у меня были, модель девятнадцатого века под названием «Пинард» – плоский диск с широким раструбом, к которому я прижимала ухо. Раньше у меня был обычный деревянный, а этот – из олова. Брианна отшлифовала его песком.
Шум слышался отчетливо. Даже стетоскоп не нужен. Не щелчки, не сбитый ритм, не слишком длинные паузы между ударами – на самом деле шумы в сердце могут быть разными. Прослушивание – первый способ установить диагноз. Дефекты предсердия или желудочка, неправильно сформированные клапаны – в каждом случае свои шумы. Одни слышны в паузах между ударами, другие вместе с сердцебиением.
Если артериальный проток не закрывается, сердцебиению сопутствует постоянный непрекращающийся шум; особенно хорошо его слышно над ключицами и на шее.
В сотый раз за пару дней я прижимала ухо к стетоскопу, склонившись над грудью Аманды, вопреки всему надеясь, что шум исчезнет.
Но он не исчезал.
– Поверни головку, радость моя, вот так… – Я аккуратно отвернула ей голову и прижала стетоскоп к шее. Пухленькая шейка в складочках, не подберешься… Вот, хорошо! Шум усилился. Аманда шумно вздохнула, как будто хихикнула. Я повернула ее голову в другую сторону – звук стал тише.
– Черт! – Я отложила стетоскоп и взяла малышку на руки. Мы были вдвоем. Брианна ушла в мою комнату чуть-чуть поспать, остальные разошлись кто куда.
Я поднесла внучку к окну операционной и выглянула наружу. Весна в горах, чудесное утро. Под крышей снова гнездились корольки, и сверху доносился щебет – птицы летали туда-сюда, носили в клюве веточки и весело переговаривались.
– Птички, – шепнула я в маленькое ушко. – Птички шумят.
Мэнди в ответ лениво вздохнула и выпустила газы.
– Все правильно, – вопреки тревоге улыбнулась я. Щеки на славном личике чуть похудели за неделю.
Ничего страшного, если младенцы немного теряют вес, убеждала я себя.
При открытом артериальном протоке может не быть других симптомов кроме постоянного шума. Если дело плохо и ребенку не хватает кислорода, появляются хрипы в легких, дыхание затрудняется и кожа принимает нездоровый оттенок – все силы организма уходят на обеспечение кислородом.
– Давай бабушка еще послушает. – Я уложила внучку на одеяльце, расстеленное на операционном столе. Малышка гулила, дергала ручонками и ножонками. Я снова приложила ей к груди стетоскоп. Передвинула к шейке, к плечу, к ключице.
– Господи, – шепнула я, – пусть все обойдется.
Вопреки молитве шум становился все слышнее.
Я подняла глаза. В дверях стояла Брианна.
* * *
– Я догадывалась. – Она обтерла попку Мэнди влажным полотенцем и перепеленала малышку. – Девочка не так грудь берет, как Джемми. Пососет чуть-чуть и засыпает. Через пару минут просыпается и опять.
Она села и предложила Мэнди грудь, словно в доказательство своих слов. Малышка явно проголодалась. Пока она сосала молоко, я развернула ее крошечный кулачок. У крошечных ногтей был синеватый оттенок.
– Что с ней? – спросила Брианна.
– Не знаю, – ответила я.
Брианну не устроил мой уклончивый ответ.
– Иногда симптомов нет, иногда они слабо выражены, – добавила я. – Не исключено, что все образуется, только вот расти Мэнди будет медленно из-за сложностей с кормлением. Или… Или может развиться сердечная недостаточность. Или легочная гипертензия – это когда в легких слишком высокое кровяное давление…
– Я знаю, что это, – выдавила из себя Брианна. – Что еще?
– Или инфекционный эндокардит. А может, и обойдется.
– Она умрет? – С виду дочь была спокойна, но я-то видела, как она прижала малышку к груди. Я не могла ей солгать.
– Возможно, – страшное слово повисло в воздухе. – Наверняка ничего неизвестно…
– Возможно… – повторила Брианна. Я кивнула и отвернулась, не в силах выдержать ее взгляд. Без оборудования для эхокардиограммы судить о масштабах проблемы очень сложно. У меня в распоряжении были только глаза и уши.
– Ты можешь ее вылечить? – Голос Брианны дрожал. Она склонилась над Амандой. Слезы одна за другой капали на темные завитки на детской макушке.
– Нет, – прошептала я, обнимая обеих. – Не могу.
* * *
– Значит, выхода нет, нужно идти обратно, – сказал Роджер с ледяным спокойствием. Он прекрасно понимал, что спокойствие напускное, первая реакция на горе.
Брианна молча подняла на мужа глаза. Малышка, завернутая в шерстяное одеяло, сопела у нее на руках.
Клэр все ему растолковала, терпеливо повторила несколько раз. И все же он не мог поверить. Глядя, как синеют у Аманды ноготки, когда она берет грудь, Роджер чувствовал, как сердце разрывается на части.
Клэр объяснила, что нужна простая операция в современной больнице.
– А ты не сможешь? – Он кивнул на операционную. – Под эфиром?
Клэр безнадежно покачала головой.
– Нет. Я могу сделать только что-то очень простое – аппендицит удалить, грыжу, миндалины. И то рискованно. А тут операция сложная, и Мэнди такая крошка… Нет, никак. Если хотите, чтобы ребенок выжил, нужно перенести ее в то время.
Мы принялись строить немыслимые планы. Порой нужно принимать непростые решения. Одно несомненно – Аманде предстоит пройти через камень. Если она выдержит.
* * *
Джейми Фрэзер взял рубиновое кольцо, доставшееся ему от отца, и поднес к личику внучки. Аманда засмотрелась на камень, даже язычок высунула. Джейми улыбнулся, несмотря на тяжесть, лежавшую на сердце, и опустил руку, дал ухватиться.
– Ей нравится, – сообщил он, ловко отнимая у внучки кольцо прежде, чем она сунет его в рот. – Давай на другую штуку посмотрим.
Он имел в виду амулет Клэр – кожаный мешочек, который много лет назад подарила ей старая индейская знахарка. Он был расшит какой-то ерундой – травами, думал Джейми, перьями, может, даже косточками летучей мыши. А внутри хранился настоящий неограненный сапфир.
Аманда повернула головку. Мешочек заинтересовал ее больше, чем кольцо. Агукая, она потянулась к нему ручонками.
Брианна вздохнула.
– Может быть. – В ее голосе слышалось больше страха, чем надежды. – Наверняка мы не знаем. Что, если я пройду, а она нет?
Все замолчали, воображая себе невыносимую, жуткую ситуацию.
– Тогда ты вернешься, – сказал Роджер и положил руку ей на плечо. – Сразу вернешься назад.
