Джейми наклонился ко мне и посмотрел в глаза.
– Когда тебя зовут к больному, саксоночка, к раненому или к роженице, ты ведь встаешь и идешь, даже если смертельно устала. Не отнекиваешься, не говоришь, что заглянешь потом. Даже если дело безнадежное, все равно стараешься помочь. Почему?
– Иначе не могу.
Я смотрела на руины Большого Дома. Зола остывала буквально на глазах. Я понимала, к чему клонит Джейми, но мне трудно было высказать вслух неприглядную правду. И все же она витала между нами. Я собралась с духом.
– Я не могу признать поражение…
На его лице залегли усталые морщинки, однако глаза… глаза были ясными, холодными и бездонными, как родник.
– Вот и я не могу.
– Знаю.
– Пообещай мне победу, – прошептал Джейми.
– Обещаю. На этот раз победа будет за нами.
Все так, и все же были вещи, которых я пообещать не могла, – жизнь, свободу, дом, семью и правосудие. Одно я знала точно.
– Что бы ни случилось, я с тобой.
Джейми закрыл глаза. Снежинки падали на лицо, таяли, застревали в ресницах. Он снова открыл глаза.
– Этого достаточно, саксоночка. Большего я не прошу.
Он обнял меня и прижал к себе. На нас повеяло холодным дыханием снега и пепла.
Я стряхнула с рукава хлопья сажи.
– Вот и прекрасно. Что дальше-то будем делать?
Джейми посмотрел на руины и пожал плечами:
– Думаю, надо поехать… Что это, ради всего святого?
Под обломками дома что-то закопошилось. Пытаясь разглядеть, я приподнялась на цыпочки.
– Не может быть!
Глаза меня не обманули. Из-под завалов на дневной свет выбралась белая свиноматка: отряхнулась, раздраженно задергала пятачком и потрусила к ближайшему дереву. За ней выбрался крохотный поросеночек, затем еще один и еще… Мы насчитали восемь – одни просто белые, другие в пятнышко, а один черный, как зола.
– Шотландия жива, – хихикнула я. – Так куда, ты говоришь, надо поехать?
– В Шотландию, – сказал Джейми, как будто это само собой разумелось. – Надо выручать мой печатный станок.
В лесу удивленно заухала сова, внезапно очнувшаяся от зимней спячки. Джейми помолчал, затем тряхнул головой, прогоняя задумчивость.
– Мы вернемся, саксоночка. Вернемся и вступим в битву.
Он взял меня за руку и повел к конюшне, где терпеливо ждали замерзшие лошади.
Эпилог I
Лаллиброх
Луч фонарика медленно скользнул вдоль массивной дубовой балки, замер на подозрительной червоточине, двинулся дальше. Грузный мужчина сосредоточенно нахмурился, словно ожидая неприятного сюрприза.
С такой же хмурой гримасой рядом стояла Брианна и вглядывалась в потолок. Она бы не заметила ни термитов, ни древоточцев, пока балка не свалилась ей на голову, но из вежливости присутствовала при осмотре.
Мастер объяснял что-то помощнице – невысокой девушке с розовыми полосками в волосах. Рабочий комбинезон был ей слишком велик. Брианну тревожил шум со второго этажа. По идее, дети должны были играть в прятки среди нераспакованных коробок. Фиона сбросила на нее собственный выводок из трех мелких проказниц и убежала по делам, пообещав вернуться к чаю.
Брианна посмотрела на запястье – она до сих пор не привыкла носить часы. Еще полчаса. Что ж, пока что удалось избежать кровопролития…
Сверху раздался пронзительный визг. Брианна вздохнула. Помощница мастера, явно незакаленная в обращении с детьми, подпрыгнула на месте.
– МАМА! – завопил Джем.
– ЧТО? – крикнула в ответ Брианна. – Я ЗАНЯТА!
– Ну, мама! Мэнди меня стукнула! – Через прутья перил просунулась светлая макушка.
– Стукнула?
– Да, палкой!
– Какой еще…
– Нарочно!
– Ладно, я не…
– И ДАЖЕ НЕ ИЗВИНИЛА-А-А-А-СЬ!
Строитель с помощницей бросили поиски древоточца и глядели на Брианну, с интересом ожидая от нее миротворческих действий.
– Мэнди, а ну-ка извинись!
– Не буду! – пискнули сверху.
– Ах, так! – рассердился Джем.
Послышалась возня. Брианна поспешила к лестнице. Джем завизжал:
– Она меня УКУСИЛА!
– Иеремия Маккензи, не смей кусать ее в ответ! – взревела Брианна. – Оба немедленно прекратите!
Джем снова просунул взъерошенную голову через прутья перил. На веках у него красовались голубые тени, а рот от уха до уха был подрисован красной помадой.
– Мэнди – мелкая заноза, – сообщил он заинтригованным зрителям. – Так дедушка сказал.
Брианна не знала, смеяться ей или плакать. Она махнула строителю с помощницей и вприпрыжку помчалась по лестнице.
Успокаивать детей пришлось долго. Выяснилось, что три Фиониных девчонки притихли не просто так. Сперва разукрасив лица себе, Мэнди и Джему, теперь они расписывали стены в ванной новой косметикой Брианны.
Она спустилась вниз через четверть часа. Строители решили устроить перерыв. Мужчина попивал чай, сидя на перевернутом ведерке для угля, а девушка бродила по залу, позабыв про недоеденный кекс, что держала в руке.
– Это все ваши дети? – сочувственно спросила она Брианну.
– Слава богу, нет!.. Ну, как тут внизу? Все в порядке?
– Сыровато, – весело откликнулся строитель. – Оно и понятно, здание-то старое. Когда его построили, Дюймовочка, знаешь?
– В 1721-м, толстяк! – хмыкнула в ответ девушка. – Дата вырезана на перекрытии, где мы вошли, разве не заметил?
– Правда, что ли? – заинтересовался мужчина, однако не удосужился встать и взглянуть. – Привести тут все в божеский вид влетит в нехилую сумму.
Он кивнул на дубовую панель на стене, крест-накрест изрезанную саблями. Рубцы потемнели, но все же были заметны.
– Их мы заделывать не будем, – сказала Брианна. – Они тут с 1745-го. Пусть остаются.
По словам дяди, рубцы не заделывают, чтобы помнить, что из себя представляют англичане.
– А вы, значит, хотите сохранить исторический вид… Правильно! Американцы обычно не особо в восторге от истории, норовят все осовременить – электроплитку поставить, техники всякой напихать, центральное отопление провести.
– С меня хватит современных унитазов и горячей воды, – заверила его Брианна. – Кстати, вы бойлер осмотрели? Ему лет пятьдесят. И колонку в ванной на втором этаже надо заменить.
– Конечно-конечно! – Строитель стряхнул с футболки крошки, закрутил крышку термоса и поднялся на ноги. – Пойдем глянем, Энджи.
