Однажды поздним летом Эмили собиралась в лес с другими девушками. Они держали в руках корзины для трав и ягод. У Вакайотейенонсы за пояс был заткнут топорик. Одна из девушек спросила ее, не собирается ли она искать древесину, чтобы вырезать еще одну чашку, наподобие той, что она сделала для своей матери. Та Что Работает Руками, кинув быстрый и теплый взгляд на Йена, который отдыхал неподалеку с другими молодыми мужчинами, ответила, что нет, она хотела найти хорошего красного кедра, чтобы сделать заспинную доску. Девушки захихикали и обняли Вакайотейенонсу; молодые люди заулыбались и понимающе стали пихать Йена в ребра. Йен мельком увидел лицо Солнечного Лося – горящие глаза были устремлены на удаляющуюся прямую спину Эмили.
В течение одной луны после этого Солнечный Лось переехал в длинный дом, став мужем ее сестры, Смотрящей в Небо. Жилища сестер располагались напротив друг от друга, они делили очаг. С того случая Йен редко замечал, чтобы Солнечный Лось смотрел на Эмили, но он слишком часто видел, как тот отводит взгляд.
– Есть человек, который желает тебя, – сказал он Эмили однажды ночью. Стояла глубокая ночь, час волка давно уже миновал, длинный дом вокруг них был погружен в сон. Ребенок, которого она носила, заставлял ее то и дело подниматься посреди ночи – она вернулась назад с прохладной кожей и волосами, свежо пахнущими еловыми иголками.
– О? Что ж, почему бы и нет. Все спят.
Она лениво потянулась и поцеловала его, прижавшись к нему своим тугим округлившимся животом.
– Не я. То есть не только я! – поспешно добавил он, когда она обиженно отпрянула. В доказательство он крепко обнял ее. – Я хочу сказать, есть кое-кто еще.
– Хмф. – Ее голос звучал приглушенно, он чувствовал ее теплое дыхание у себя на груди. – Меня желают многие. Я очень, очень хорошо работаю руками. – И она коротко продемонстрировала свои умения. Йен задохнулся от неожиданности, и Эмили довольно хмыкнула.
Ролло, который сопровождал ее снаружи, забрался под платформу, на которой они спали, улегся на свое привычное место и шумно принялся вылавливать блох около хвоста.
Чуть позже они лежали рядом, откинув в сторону меха. Занавеска, которая висела у порога, была отодвинута, чтобы внутрь попадало тепло от очага. Он видел, как пламя отражается на влажной бронзовой коже ее плеча. Она лежала, отвернувшись от него, затем потянулась назад и, положив одну из своих умелых рук на его, взяла его ладонь и прижала к своему животу. Ребенок внутри начал шевелиться – он почувствовал неожиданный мягкий толчок, и комок застрял в его горле.
– Тебе не о чем тревожиться. Этот человек желает только тебя.
В ту ночь он спал крепко.
Однако утром, когда Йен сидел у очага и ел мамалыгу, Солнечный Лось, который уже позавтракал, проходил мимо. Он остановился и посмотрел на Йена.
– Человеку снился про тебя сон, Брат Волка.
– Вот как? – спокойно отозвался Йен. Он чувствовал, как по горлу поднимается жар, но не подал виду. Кайенкехака придавали снам большое значение. Хороший сон был темой для разговоров на целую неделю. Выражение лица Солнечного Лося говорило о том, что его сон про Йена хорошим не был.
– Эта собака, – он кивнул на Ролло, который по-хозяйски разлегся на пороге и похрапывал. – Мне снилось, что он поднялся над твоей постелью и вцепился тебе в глотку.
Это был зловещий сон. Кайенкехака, который верил снам, мог решить убить собаку на случай, если сон и правда предвещал несчастье. Но Йен был не совсем кайенкехака. Он просто приподнял брови и продолжил есть. Солнечный Лось постоял мгновение, но, так как Йен продолжал молчать, он кивнул и развернулся, чтобы уйти.
– Акотеоскеннонтон, – позвал его Йен по имени.
Мужчина вопросительно обернулся.
– Человеку тоже снился о тебе сон.
Солнечный Лось бросил на него напряженный взгляд, но Йен ничего не добавил, только ленивая злая улыбка заиграла на его лице. Солнечный Лось продолжал смотреть на него. Йен продолжал улыбаться. Наконец, презрительно фыркнув, мужчина отвернулся, но Йен успел заметить беспокойство в его глазах.
* * *
– Ну так вот, – Йен тяжело вздохнул и на секунду закрыл глаза. – Ты ведь знаешь, что ребенок умер?
В его голосе не было никаких эмоций – это был сухой тон, каким констатируют факты. Он разрывал Брианне сердце, в горле у нее встал ком, и она смогла только кивнуть в ответ. Однако ее кузен не смог продолжить в том же духе: он открыл рот, как будто чтобы снова заговорить, но крупные мосластые ладони вдруг сжались у него на коленях, и он резко поднялся на ноги.
– Да, – сказал он. – Пойдем. Я… Я расскажу тебе остальное по дороге.
И он продолжил, решительно повернувшись к ней спиной и прокладывая путь вверх по склону, а потом по узкому горному гребню и вниз, вдоль русла ручья, который падал вниз каскадом маленьких волшебных водопадов, каждый из которых был укутан радужной дымкой.
Та Что Работает Руками зачала снова. Этого ребенка она потеряла вскоре после того, как ее живот начал увеличиваться.
– Они – кайенкехака – говорят, – глухо объяснял Йен, продираясь сквозь плотные заросли красного плюща, – для того чтобы женщина забеременела, дух ее мужа должен сразиться с ее духом и победить его. Если дух мужа недостаточно силен, – его голос зазвучал отчетливее, когда он сорвал часть плюща, обломав ветку, с которой свисало растение, и зло отбросил его в сторону, – тогда ребенок не может пустить корни в ее чреве.
После второй потери Лекарское Общество увело их в специальную хижину, в которой они должны были петь, бить в барабаны и танцевать в огромных раскрашенных масках, которые должны были отпугнуть злонамеренные сущности, которые ослабляли дух Йена или, напротив, чрезмерно, укрепляли дух Эмили.
– Мне захотелось рассмеяться, когда я увидел маски, – сказал Йен. Он не оборачивался – желтые листья сыпались на плечи его кожаной рубахи и застревали в его волосах. – Они его еще называют Сообществом Забавных Рож, и не просто так. Но я не засмеялся.
– Я полагаю… Эмили не смеялась.
Он шел так быстро, что ей приходилось его догонять, хотя ее ноги были почти такими же длинными, как у Йена.
– Нет, – сказал он и издал короткий горький смешок. – Она не смеялась.
Она вошла в Лекарскую хижину безмолвная и бледная, а вышла умиротворенная и в ту же ночь потянулась к нему с любовью. Три месяца они страстно и нежно занимались любовью. А следующие три со все возрастающим отчаянием.
– А затем у нее снова началась задержка.
Он мгновенно перестал касаться ее по ночам, опасаясь очередного несчастья. Эмили двигалась медленно и осторожно, она больше не уходила работать в поле: вместо этого оставалась в длинном доме и работала, постоянно работала руками. Пряла, молола, вырезала, делала бусины вампума из ракушек – ее руки были неутомимы, компенсируя вынужденную неподвижность.
