— Чувствуете? — спросила Теа.
Голос ее дрогнул, но женщина не остановилась.
«Есть в ней это!» — в очередной раз отметил Август, который, как завороженный наблюдал за тем, как рядом с ним — шаг за шагом, штрих за штрихом — возникает новый образ, Теа д’Агарис, какой он ее себе вообразил.
— Чувствую, — сказал он вслух, — давит и света не хватает. И как-то…
— Тревожно? — подсказала Теа.
— Да, пожалуй.
Август почувствовал нарастающую тревогу едва они вошли в огороженный стеной двор. Впрочем, по мере приближения к главному входу, беспокойство не усиливалось. Хотя и не ослабевало.
«Наведенный обман чувств? — задумался он, наблюдая за тем, как смотритель торопливо отпирает дверь и распахивает створки, приглашая войти. — Довольно сложное колдовство. Не каждый и осилит… Но сто лет! Как сохранить силу гремуара на сто лет? Она должна была запечатать заклятие другим заклятием и привязать… К чему она могла привязать печать?»
Наверняка в стену дома вмурована пара заговоренных камней, но пойди найди их, не зная точно, что искать! И во дворе закопаны. Если бы Август решил заняться чем-то подобным, первым делом закопал бы пентаграмму из заговоренных камней, по камню на каждый из лучей.
— Вы как, справляетесь? — Мог бы и не спрашивать, но отчего-то спросил.
— Пока справляюсь, но на душе кошки скребут.
Между тем, вошли в дом. Здесь было еще сумрачнее, еще холоднее, еще безнадежнее. Тяжелая атмосфера, густые тени по углам, тьма в переходах и на лестницах. И пыль. Очень много пыли.
Август взял у сторожа фонарь, и они с Теа пошли осматривать дом. Но чем дальше они шли, тем хуже им становилось. Шепоты, шорохи, звуки шагов и капающей воды, движения застоявшегося воздуха, как если бы рядом с вами пробежал кто-то, кого вы не слышите и не видите, но отчетливо ощущаете. Потом начали сами собой открываться и закрываться двери. Скрип ржавых петель, клацанье замков, удары дерева о дерево. Ничего по-настоящему опасного — настоящую опасность Август, вероятно, все-таки ощутил бы, — но, тем не менее, крайне неприятно.
Теа побледнела и даже, как бы, осунулась. Глаза распахнуты, и в них плещется безумие, рот приоткрыт, словно, она готовится закричать.
«Будь проклят умник, придумавший всю эту жуть!» — Август был уже не рад, что притащил сюда Теа. Раньше здесь было значительно тише и не так страшно. То ли за прошедшие годы древнее колдовство перебродило и испортилось, то ли так оно реагирует на Теа. А женщина между тем отступила к стене, прижалась к ней спиной, и Август шагнул к ней, чтобы ободрить, а, если понадобится, и защитить, но…
— Они нас выгоняют, — неожиданно сказала Теа. — Вот же поганцы!
— Я не уйду! — крикнула во всю силу, так что эхо пошло гулять по пустым гулким залам. В ее голосе, однако, не было гнева или страха, одно лишь раздражение. Негодование, досада, где-то так.
— С кем вы говорите? — нахмурился Август, переставший понимать, что происходит с женщиной, резкая смена настроений которой пугала его гораздо больше, чем все эти показные ужасы.
— Помолчите, Август! — нетерпеливо отмахнулась от него Тея, словно бы прислушиваясь к одной ей слышимым голосам.
— Нет, — сказала через мгновение. — И снова нет!
— Совсем отбились от рук, — объяснила Августу, коротко взглянув ему в глаза, но он ее все равно не понял. Кто отбился от рук? И чьи это руки?
— Кто? — спросил он. — О ком вы говорите?
— Ах, оставьте, Август! — досадливо поморщившись, бросила Теа. — Они говорят, что вы о них знаете. Ну, не лично про этих…
— Что? — возмутилась она, словно отвечая на чью-то реплику, которую Август благополучно пропустил. — Нет, милые мои! Совсем не так! Я вам отчетом не обязана. Это вы без меня с ума тут все посходили, а не я без вас!
Август больше не переспрашивал, он начал догадываться о том, что здесь происходит, но сам себе не верил. Этого попросту не могло быть, потому что не могло быть никогда.
«Теа говорит с серванами и пилози?
[24] Быть этого не может! Ведь они ей не присягали!»
— Я сейчас повернусь и уйду! — объявила Теа, обращаясь к кому-то, кого Август, по-прежнему, не видел и не слышал. — Уйду и больше не вернусь, так и знайте. Тогда хоть на голове стойте и ею же об стенки бейтесь!
Постояла, прислушиваясь, покачала головой.
— Нет, так не пойдет, — погрозила кому-то пальцем. — Я или я, или не я. И я вам ничего доказывать не намерена. Вот и решайте, да или нет? Мне уйти?
— Так-то лучше! — сказала она через минуту. — Прекратите безобразие и помогите мне вспомнить дом. Я тут все порядком подзабыла. Сто лет, знаете ли, большой срок.
И вдруг все прекратилось: исчезли тяжесть и холод, стало светлее, ушло из сердца чувство безнадежности.
— Спасибо! — сказала Теа кому-то невидимому. — Пойдемте, Август. Они мне сейчас все объяснят. Вот здесь, в этой комнате, например, была буфетная, а за теми дверями пиршественный зал. Он назывался залом «Дам и кавалеров» из-за шпалер, которые весели на его стенах. Дальше — Китайская гостиная, Ореховая и Мраморная…
Они шли по замку, и Теа рассказывала о том, какие картины висели на этой стене, а какие — на той, где находился поставец, а где — сундук, окованный серебром. Мраморная головка Психеи, бронзовая фигура фавна, полки с серебряными кувшинами, жирандоли… Масса подробностей. Имена авторов, примерная цена, время изготовления и покупки, то есть буквально все, что должен знать рачительный хозяин о своем доме. Духи признали Теа, то есть признали ее той, кому много лет назад принесли присягу, и теперь, вместо того, чтобы строить каверзы, помогали женщине, как могли. Но связь их — во всяком случае пока — была односторонней. Духи говорили с Теа безмолвно, и слышать их могла только она. Для этого ей надо было всего лишь касаться пальцами стены, но несколько позже это перестало быть обязательным. Судя по всему, теперь она могла слышать их просто потому, что они с ней говорили.
— Здесь висели шпалеры, созданные по картонам Рубенса. «История Ахилла», представляете? — между тем показывала и рассказывала Теа. — А в галерее — гобелены Лебрена.
Август смотрел на нее и не верил своим глазам. Домашние духи виллы Дореа признали в ней хозяйку. И это уже не трюк. Не фокус. Это — признание, о котором он даже мечтать себе не позволял. Однако теперь в его сердце закралось сомнение: правильно ли он понял то, что произошло во время великой волшбы? Не играет ли с ним в игры настоящая Теа д’Агарис? Старая ведьма была невероятно хитра, могла и обмануть. Но, с другой стороны, он же видел, что новая Теа совсем другой человек. Она молода, вот в чем дело. Молодая и образованная, но ее образование вызывало оторопь и сомнения. Это был отблеск другого мира, и, значит, Теа д’Агарис здесь ни при чем.
