— Не извольте беспокоиться… э?..
— Графиня, — подсказал Август, и колесо завертелось еще быстрее.
Слуги бегали, как угорелые, багровый от натуги хозяин лебезил и предлагал услуги, Август наблюдал за Теа, а та, что характерно, получала от всей этой суеты неподдельное удовольствие. Ну и настроение заодно поднималось. И у нее, и у него. В результате, еще через час, сытая — полента,
[44] желтый сыр и жирная ветчина, — и пьяная, графиня Консуэнтская залезла в медную ванну с горячей водой и, блаженно вздохнув, улыбнулась Августу.
— Спасибо, Август! — благодарила она за то, что он подогрел ей воду. Та, что наносили в ведрах слуги, была едва теплая. — Так хорошо!
Вообще-то, нагревать воду, тем более, такой большой объем не так уж просто. Не столько сложно технически, сколько отнимает слишком много сил. Поэтому маги — даже самые сильные из них — даже в чайнике сами воду нагревают, только если нет иного выхода. Это касается и всех прочих «бытовых заклинаний». Даже в дикой местности, где нет никого и ничего, выжимать воду из воздуха Август стал бы только от отчаяния. Не эффективно. Расход сил не сопоставим с результатом. Легче, применив заклинание поиска, найти источник. Но сегодня, сейчас — и главное! — для Теа, Август готов был на все. И самое малое из «этого всего» — нагреть для любимой женщины воду в ванной. Но и Теа, уже кое-что успевшая узнать и о магии, и о колдунах, его «подвиг» оценила сполна.
— Спасибо, Август! — сказала она с благодарной улыбкой на губах.
— Наслаждайся! — хмыкнул Август. — Лично я согрелся от одного только твоего striptiza!
Стриптиз — еще одно новое слово, которому обучила его Таня. Впрочем, судя по некоторым намекам, одним раздеванием там дело не ограничивалось. Все-таки стриптиз — это скорее танец, чем прелюдия к совокуплению. Во всяком случае, так Август понял из сбивчивых объяснений красневшей, как маков цвет, женщины.
— Наслаждайся! — фыркнула в ответ Теа и «oprokinula» очередной стаканчик кирша.
— Как думаешь, в кровати будет холодно или как? А то меня потянуло на подвиги, но traxatsia, когда ноги мерзнут, мне не нравится!
«Вот ведь, простите боги за выражение! — вздохнул мысленно Август. — Какой она все еще ребенок! И это в девятнадцать-то лет?!»
Тут, на беду или, напротив, к счастью, делать было и вовсе нечего. Ребенок и есть. Такой склад характера, такое воспитание, такой, судя по всему, жизненный опыт. То робеет и стесняется, как юная девушка из провинции, то блажит, как последняя светская стерва. Но и то, и другое выходит у нее неподдельно хорошо. И «трепетная лань», и «темная колдунья» — обе смотрятся органично и производят неизгладимое впечатление.
— Хотел тебя спросить…
На самом деле, этот вопрос вертелся у него на языке с того дня, когда после ночи любви, она рассказала ему о себе правду. Тогда у него возник мгновенный образ той Тани, какой она была «где-то там» пока не стала Теа д’Агарис.
— Спрашивай…
— У себя там, тогда… — Удивительно, но он смутился, и сам не мог бы объяснить, с чего вдруг.
— У тебя были голубые глаза и черные коротко остриженные волосы? — решился, наконец, Август.
— Да, — удивилась Теа, прекращая блажить. — А ты откуда?..
Похоже, он сумел ее удивить.
— Очки в тонкой серебряной оправе? — продолжил Август, описывая ту странную похожую на мальчика девушку-подростка, которую увидел мысленно, слушая рассказ Тани. — Толстые линзы…
— Ты… Как ты?.. — растерялась Теа.
— Не знаю, — признался он, очарованный мгновенным «постижением» истины. — Но, похоже, ты иногда не только берешь чужое, но и отдаешь свое. Проецируешь образы вовне. Во всяком случае, когда ты рассказывала о себе прежней, я неожиданно увидел тебя именно такой…
2. Грац, двадцать второе октября 1763 года
Никаких безумств ночью не случилось. Таня-Теа «приняла на грудь» слишком много крепкого алкоголя и попросту уснула, едва успев положить голову на подушку. Даже не разделась. Как была во фланелевой ночной рубашке, теплой фуфайке и кашемировом шлафроке, так и заснула. Август не удивился. Так много Таня не пила за все время их знакомства. Но, возможно, все дело было в усталости, расшатанных нервах и ошибочной оценке своих возможностей, что иногда случается не только с юными леди, но и с молодыми людьми. Так что ночи любви не получилось, даже если, сидя в ванне, Теа что-то такое и планировала. Чего уж говорить об иступленной страсти. Август, однако, не расстроился. Бывает, что уж тут! Накрыл женщину пуховой периной и сам вскоре оказался рядом с Теа. Почувствовал идущее от нее тепло и провалился в сон.
А с утра они отправились «гулять» по лавкам и мастерским ремесленников. Не то, чтобы Августу это нравилось, но он не смог отказать спутнице, тем более это был и не каприз вовсе, а «суровая» необходимость, диктуемая привходящими обстоятельствами. Теа все это ему объяснила быстро и доходчиво. Гардероб, пошитый в Генуе, да еще и в теплое время года, плохо подходит для путешествия поздней осенью, тем более в горах восточных Альп. С этим не поспоришь. Август, собственно, и не возражал. Он был внимателен к пожеланиям графини, терпелив и, в целом, благожелателен. Но кроме того, ему было просто любопытно, что еще «учудит» женщина, перенесшаяся сюда из совсем другого мира.
В современной моде и требованиях хорошего тона, она худо-бедно уже разобралась. И сама не дура, и наследие дамы Браганца помогло. Так что проблем с выбором нарядов, их фасоном и отделкой у Теа не возникало. Зато обнаружились удивление и недоумение «глупостью людей и нерациональностью их мышления». Как понял Август, проблема прежде всего касалась нижнего белья, но ее Теа разрешила еще в самом начале своего активного существования в этом «дивном новом мире».
— Ходить с голой попой, — объяснила она Августу, — как-то по-блядски, ты не находишь?
Август не находил. Напротив, в Бургундии и Итальянских государствах укороченные панталоны под нижней юбкой носили только женщины легкого поведения. Но Таня об этом и слышать не желала.
— Ко мне под юбку никто не заглядывает, а без trusov ходить я не буду! Да и за придатки обидно!
Так в ее гардеробе появились короткие шелковые и батистовые штанишки, которые она упорно называла «трусами». Как ни странно, в этих своих трусах и в «бюстье», прикрывавшем и поддерживавшем грудь, Теа не стеснялась появиться и перед Августом, тогда как нагой или в одной лишь тонкой ночной сорочке до последнего времени видеть ее ему не приходилось. Еще одним любопытным «изобретением» — он узнал о нем от Маленькой Клод — стали пришитые снизу к корсету тесемки, к которым с помощью крохотных пряжек крепились шелковые чулки. Серебряные пряжки изготовил ювелир, а уж служанки озаботились нашить их на края чулков. Получилось умно и удобно. Это смог оценить даже Август, вспомнив по случаю, что лет триста назад подобным, хотя и более примитивным способом мужчины подвязывали к поясу шоссы-чулки.
