Звучало, как бред, но, зная Таню, Август догадывался, что это не бред, а всего лишь «трудности перевода». Ей просто не хватало образования и подходящих слов, вот и несла порою откровенную чушь.
— Постой, Теа! — попросил он женщину. — Давай по порядку. Что ты имеешь в виду, когда говоришь о пентаграмме Декарта?
— Как что? — удивилась женщина. — Ты же сам мне показывал. У тебя в кабинете штук семь таких есть. Разных!
Итак, он не ослышался. Речь действительно шла об обереге, имеющем форму двояковыпуклой линзы с выгравированными на обоих ее поверхностях абсолютно одинаковыми — «отраженными» — пятиконечными звездами, соприкасающимися лучами по краю. Однако оберег — это материальный носитель магии, а Теа явно говорила о некоем ментальном аркане.
— Отлично! — кивнул Август. — Теперь объясни, пожалуйста, где ты построила эту пентаграмму?
— Как где? — удивилась вопросу Таня. — Там!
И она постучала костяшками пальцев по своей голове.
— То есть, ты вспомнила, как выгладит пентаграмма Декарта и?.. — подсказал Август.
— Вспомнила? — нахмурилась женщина. — Бред какой-то! Что, я не знаю, как выглядит линза Декарта? Август, я ее собрала! Построила, вписав в плоскость симметрии еще одну — третью — звезду! Понимаешь? Третья пентаграмма! Вот в чем фокус!
«Боги, о чем она говорит!»
— Объясни мне еще раз, где ты ее собрала? — терпеливо попросил Август.
— Что значит где? — Теа смотрела на него в полном недоумении. — Там же, где и всегда! В Виртуале! Я там всегда все делаю!
Глупая ситуация. Стоят двое взрослых людей «посредине нигде» восточных Альп и ведут беседу о «всякой зауми», если снова же воспользоваться одним из образных выражений Татьяны. А вокруг них — где ближе, где дальше, но все равно далеко — догорают костры, зажженные странной магией женщины, пришедшей из иного мира.
— Что такое «виртуал»? — Август вроде бы уже слышал это слово из уст Тани, и неоднократно, но она произносила столько «разных слов», что о значении многих из них он даже не спрашивал.
— Виртуал? Хм… — задумалась Таня. — Идеальное пространство, так, наверное! Оно не тут, — обвела она жестом, окружающий их пейзаж. — Оно в голове.
— Поле воображения? — предположил Август.
— Нет, — покачала головой женщина. — Виртуал по-своему тоже реален. Это там, где магические потоки…
«Час от часу не легче! — возмутился в душе Август. — Я же ей объяснял!»
Но вслух он этого не сказал.
— Ты хочешь сказать, что ты видишь магические потоки в этом твоем виртуале, так?
— Ну, естественно, вижу! Они же там и находятся! Входишь в виртуал, и пожалуйста! Хочешь увеличивай, хочешь уменьшай! А, если мешают, можно вообще перевести в «фон» или в сторону сдвинуть…
Все это было настолько глупо, что не знай Август Таню так, как он ее знал, подумал бы, что говорит с полной дурой.
— Таня, — попробовал он объяснять заново, — потоки не находятся где-то, они нигде. Ну, то есть, они существуют, разумеется, но их внешний вид — это наш способ их объективировать. Мы их визуализируем, когда нам это требуется. Особенно, когда учимся, но чем дальше, тем реже. С абстракциями работать не в пример эффективнее!
— Странно, — криво усмехнулась в ответ женщина. — Я их постоянно вижу. Как ты мне их показал, так и вижу. И это место, где они… Надо что-то сделать, и я сразу там…
Это было невозможно. Так не делал никто, и не потому что трудно или еще что, а потому что невозможно. Не было такого места — реального или идеального, — где бы магические потоки существовали, как объективная реальность, данная человеку в ощущениях.
— Теа, — попробовал он снова, — это не место. Это просто наше воображение. Пользуясь воображением, мы визуализируем абстрактные идеи, для которых нет вербальных форм, или вытаскиваем из памяти знакомые нам образы. Иногда придумываем новые, и только от таланта зависит, сколь сложным будет этот образ…
— Ну а я что делаю? — удивленно посмотрела на него женщина. — Пусть будет поле воображения. А я называю это виртуал. Эта реальность похожа на виртуальное пространство с трехмерной сеткой координат. Если я хочу, то вижу потоки. Если не хочу — мешают или что — убираю их с экрана….
— Прости, что ты делаешь? — не понял Август.
— Ох, ты ж! — всплеснула руками Теа. — Ну, я и дура! Прости, Август! Ты же не работал с компами! Представь, что поле воображения — это не что-то мгновенное, а нечто постоянное. Вот у меня оно уже есть. Я его просто привязала к месту, где вижу потоки… Впрочем, ты мне уже говорил, что их нигде нет… Но извини, Август, я их все-таки вижу!
Она их видела. Августу трудно было это принять, но он готов был попробовать.
— Я о таком даже не слышал, — признал он. — И не читал нигде. Честно говоря, мне такое и в голову не приходило.
Не приходило в голову. Да и как бы могло быть иначе? Таня была другой, о чем он очень часто просто забывал. Однако так все и обстояло, и касалось не только бытовых привычек и культуры. Магия у нее, судя по всему, тоже была иной. Инакость Тани, скорее всего, коренилась в ее разнообразных познаниях и странном опыте человека из мира, не знающего магию, но способного заменять волшебство наукой и техническими устройствами. Мир Августа тоже знал технику и науку. И это были те же самые математика, оптика и механика, что и в мире Тани. Но магия — это нечто другое. В одном мире она есть, а в другом, вроде бы, нет. И это многое объясняет. Опыт работы с магией, как и восприятие колдовства, у них с Таней разные. Странно, что Август понял это только сейчас. Но, слава богам, все-таки понял.
Многое из того, что было знакомо и привычно Августу с детства, Таня видела и понимала по-своему, совсем не так, как видел и понимал это Август. И в рамках этого своего «нездешнего» видения она оказывалась способна на совершенно невероятные вещи, никак не сопоставимые с ее реальным уровнем знания магии и ее умением эту магию применять. Верно и обратное. Сейчас Август начал, наконец, понимать, отчего одни области магии давались Тане легко, а другие — нет. Везде, где магия приближалась к науке — алхимия, фигуративная и объектная гоетия,
[46] начертание и расчет гороскопов, — женщина продвигалась на удивление быстро, легко запоминая схемы, пентаграммы и графические заклинания. А вот вербальная магия давалась ей с трудом, и прогресс в ней, точно так же, как и в искусстве визуализации — как понимали визуализацию Август и другие волшебники, — был крайне медленным. И уж точно не впечатляющим. А все дело, как выяснялось, в некоторых культурных различиях, на первый взгляд несущественных, но на самом деле фундаментальных.
4. Вена, двадцать восьмое октября 1763 года
