Барсук вернулся в отсек, где располагалась команда. Его сосед Глинт пил кофе. Он вопросительно поднял глаза, когда Барсук подошел к нему.
– Пошли, – обратился к нему Рыжий, – для нас есть работа.
Глинт проглотил остатки кофе и встал:
– Что за работа?
– Там обломки корабля. Надо надеть скафандры для выхода в космос.
– Да? А что произошло, Рыжий?
– Расскажу по дороге, – пообещал Барсук.
31
Стэн посадил корабль на расстоянии видимости улья чужих. Его было хорошо видно в обзорный экран. Гилл и Джулия стояли позади и следили за манипуляциями Мяковски.
Улей являлся не только самым большим искусственным сооружением планеты, но и превосходил размерами даже природные образования, которые Стэн здесь видел. Даже высота гор на R-32 не превышала нескольких сотен метров. Улей, возвышающийся на тысячу метров над открытой всем ветрам плоскостью, был огромным и впечатлял мрачным величием. Сильные ветра разрушали его, и чужим приходилось постоянно восстанавливать свою обитель. Издали они были похожи на маленьких черных муравьев, старательно трудившихся над своим жилищем.
«Чужие, – подумал Стэн, – и уже совсем скоро придется с ними встретиться!» Но профессор напомнил себе, что именно этого он и ожидал.
– Надеюсь, ты все запоминаешь, Ари? – спросил Стэн, держа кибернетического муравья на кончике пальца, чтобы тому было лучше видно.
– Я не знаю насчет Ари, – заметила Джулия, – но я точно запоминаю. Я и не думала, что улей такой огромный и что мы столкнемся с чужими так скоро.
– У нас есть ограничители, – напомнил ей Мяковски.
– Конечно, – согласилась девушка. – Но можно ли на них надеяться? Ведь это новейшая, еще не опробованная разработка, – она вздохнула и снова посмотрела на улей. – Он просто невероятных размеров.
– Его можно классифицировать как суперулей, – сказал Гилл. – Он намного больше тех, которые описывают в литературе.
– А как вы думаете почему? – поинтересовался Стэн.
– Это, конечно, только мое предположение, но мне кажется, что чужие решили объединить свои силы и соорудили один гигантский улей вместо множества маленьких.
– Избавив нас от необходимости размышлять о том, какой из них грабить, – ответила Джулия. – Давайте уже пойдем туда.
– Я бы рекомендовал подождать до тех пор, пока стихнет буря, – сказал Гилл, качая головой.
Сквозь органическое стекло они видели неистовые порывы ветра и сверкающую молнию. Такая погода считалась обычной на этой планете. Песок и мелкие камни разлетались по равнине, как осколки рвущихся снарядов. Большие камни отрывались от утесов и катились по земле, словно взбесившиеся паровые катки.
Под кораблем земля вздымалась и дрожала, будто ее тошнило. «Вулканическая активность, – подумал Стэн, – только этого нам здесь и не хватало». Но доктор был спокоен: перед тем как покинуть «Доломит», он принял ампулу «Ксено-Зипа» и чувствовал себя сильным и уверенным, а боль прошла.
Из динамика послышались помехи, а затем раздался голос капитана Хобана:
– Доктор Мяковски? Вы меня слышите?
– Четко и ясно, – ответил Стэн. – Что вы хотите доложить?
– Мы обнаружили обломки неясного происхождения на орбите неподалеку от нас, – доложил капитан. – Проведя дальнейшие исследования, я обнаружил останки грузового судна, как вы и предсказывали. Оно разломано на несколько кусков, и в главной секции даже могут находиться люди. Но я сомневаюсь, что кто-то уцелел, так как крушение, по-видимому, произошло очень давно.
– Вы уже занялись идентификацией? – спросил Стэн.
– Я отправил туда двух человек, – ответил капитан. – Если им повезет найти «черный ящик», мы сможем установить причину катастрофы.
– Доложите мне, как только что-то узнаете, – сказал Мяковски. – Это очень важная информация.
– Знаю, сэр. Вы получите информацию первым. Сэр, телеметрическая аппаратура корабля и дистанционная съемка указывают, что вы сели на потенциально нестабильную почву.
– Здесь все нестабильно, кроме скалистых пород, на которых стоит улей. Ведь не хотите же вы, капитан, чтобы я приземлился прямо туда? – огрызнулся Стэн.
– Не хочу, сэр. Я просто хотел указать на…
– Знаю, знаю, – перебил Мяковски.
Профессор глубоко вздохнул и попытался взять себя в руки. От лекарства он испытывал внезапные вспышки ярости, и его настроение постоянно менялось. К тому же на этот раз боль вернулась слишком быстро. «Смотри на вещи проще», – сказал он сам себе.
– Сейчас я хочу отключиться, капитан. Чтобы выйти на поверхность, нам придется подождать, пока стихнет буря. Это время я хочу использовать для отдыха.
– Понял, сэр. Отключаемся.
Лицо Хобана исчезло с экрана. Стэн закрыл глаза, потом открыл снова. Джулия и Гилл стояли рядом, наблюдая за ним. Мяковски ощутил внезапное чувство стыда за собственную слабость. Боль интенсивно пульсировала в груди и, казалось, была готова вырваться наружу через горло. В такие мгновения он мог думать только о следующей ампуле «Ксено-Зипа», которая лежала в коробочке вместе с другими.
Мяковски раздраженно покачал головой – рано еще принимать следующую дозу. Да он и не собирался, зная, как лекарство на него действует. Но боль становилась очень сильной и, возможно, даже влияла на трезвость его ума.
– Увидимся позже, – произнес Стэн.
Не успели Джулия и Гилл выйти, как пальцы профессора уже искали в ящике стола коробочку с ампулой.
32
Джулия и Гилл вернулись на свои места. Они остались вдвоем, если не считать Норберта, который молча стоял у изогнутой стены, напоминая футуристического василиска, и держал на руках спящего Мака.
– Ну, Гилл, – сказала Джулия, – что вы обо всем этом думаете?
Андроид оторвался от ревизии оружия, которое взял с собой на борт. Выражение его лица было спокойным и задумчивым:
– Простите, а что конкретно вам хотелось бы знать?
– Что вы думаете о Стэне и этом сумасшедшем путешествии за маточным молочком? Об этой планете? Обо мне?
Гиллу потребовалось некоторое время для того, чтобы ответить:
– Я не задаю себе подобных вопросов, мисс Лиш. А если бы и задавал…
– Тогда что?
– А если бы и задавал, то мои выводы не имели бы значения. Я ведь не похож на вас, людей. Я же искусственный.
– А чем вы отличаетесь от обычных людей?
Казалось, Гилл взволновался, но умудрился улыбнуться:
– Во-первых, у меня нет души. По крайней мере, так говорят.
– А во-вторых?
– У меня нет чувств.
